Орсон Кард - Игра Эндера. Голос тех, кого нет

— Господь являет для нас пример христианской терпимости. Мы полагаем, что город последует ему.

— Вы знаете, кто вызвал меня?

— Кто бы он ни был, он… достаточно скрытен.

— Вы ведь не только мэр, но и губернатор. У вас есть доступ к самой различной информации.

— Я знаю, что первый вызов был отменен, но, к сожалению, слишком поздно. Я также в курсе того, что за последнее время еще двое граждан обратились с просьбой к Голосам. Но вы должны понять, что большинство жителей города довольны своей религией и привыкли получать утешение от священников.

— Думаю, вы можете успокоить их. Мое занятие не имеет ничего общего с доктриной об утешении.

— Ваше любезное решение подарить нам скрику сделает вас достаточно популярным во всех городских барах, и, можете быть уверены — вы увидите их шкуры на многих модницах. Скоро осень.

— Я купил скрику вместе с кораблем. Мне она не нужна, и я вовсе не рассчитываю на какую-то особую благодарность. — Он посмотрел на жесткую, слегка напоминающую мех траву у своих ног. — Эта трава местная?

— И совершенно бесполезная. Мы ее даже на сено пустить не можем. Если ее срезать, она сохнет и к следующему дождю рассыпается в пыль. А внизу, на полях, у нас растет амарант, бархотник, наша ксенобиолог вывела особый сорт. Рис и пшеница здесь не приживаются, что ни делай, а вот амарант оказался таким жизнестойким, что нам приходится использовать гербициды, чтобы не дать ему распространиться.

— Зачем?

— Этот мир на карантине, Голос. Амарант так хорошо приспособлен к местной среде, что, дай ему волю, он вытеснил бы всю местную траву. Мы не должны переделывать Лузитанию. Наоборот, нам предписано вносить как можно меньше изменений.

— Людям, должно быть, приходится тяжело.

— Внутри нашего мира, нашего города, мы свободны и наша жизнь — полна. А за оградой… Никто не хочет выходить за нее. Никто.

Она с трудом скрывала свои чувства. И Эндер понял, что страх перед свинксами успел глубоко укорениться в этом мире.

— Голос, я знаю, вы думаете, что мы боимся свинксов. Да, возможно, некоторые из нас действительно испытывают страх. Но то, что чувствует большинство, — это вовсе не испуг. Нет. Это ненависть. И гнев.

— Вы их никогда не видели.

— Вы должны знать, у нас погибли двое зенадорес. Я даже подозреваю, что первый, вызвавший вас, просил Говорить о смерти Пипо. Но известно ли вам, что обоих, Пипо и Либо, очень любили в городе? Особенно Либо. Он был очень добрым и щедрым человеком, и все мы искренне оплакивали его смерть. Невозможно понять, почему свинксы так поступили с ним. Дом Кристано, аббат ордена Фильос да Менте де Кристо, говорит, что им, наверное, неведома нравственность, а это может означать, что они звери, животные. Или что они еще не совершили грехопадения, не отведали запретного плода. — Она сухо улыбнулась. — Но это все теология. Вам неинтересно.

Эндер промолчал. Он уже привык, что почти все верующие убеждены: их священные истории ничего не значат для атеистов и иноверцев. Но Эндер вовсе не считал себя атеистом и понимал, что многие из священных историй воистину святы, но не мог объяснить это Босквинье. Да и не стоило. Ее мнение изменится со временем. Сейчас она подозревает его во всех смертных грехах, но ее можно привлечь на свою сторону. Хороший мэр должен видеть людей как они есть, а не судить их по тому, чем они кажутся.

Он решил сменить тему.

— Фильос да Менте де Кристо. Мой португальский очень плох, но эти слова переводятся как «Дети Разума Христова»?

— Это новый, ну, относительно новый орден, созданный всего четыреста лет назад по распоряжению Нашего Святого Отца, Папы…

— О, я знаю Детей Разума Христова, уважаемая мэр, я Говорил над могилой Сан-Анжело на планете Мокзетума в городе Кордова.

Она удивленно раскрыла глаза:

— Так, значит, это правда?

— Я слышал множество вариантов этой истории, мэр Босквинья. Один из них гласит, что перед самой кончиной дьявол все же овладел Сан-Анжело и тот пожелал, чтобы по нему отслужил свою дьявольскую службу язычник Хабладор де лос Муэртос.

— Что-то такое передавалось шепотом, — улыбнулась Босквинья. — Дом Кристано, конечно, утверждает, что это чушь.

— Вышло так, что Сан-Анжело еще до того, как стал святым, слышал мою Речь над женщиной, которую знал. Плесень в крови уже убивала его. Он пришел ко мне и сказал: «Эндрю, они уже плетут вокруг меня какую-то жуткую ложь. Говорят, я чудотворец, меня нужно канонизировать. Ты должен помочь мне. Рассказать правду после моей смерти».

— Но все чудеса подтвердились, и его канонизировали всего через девяносто лет после смерти.

— Да. Это отчасти моя вина. Когда я Говорил о нем, то сам свидетельствовал о нескольких чудесах.

Теперь она рассмеялась:

— Голос, который верит в чудеса!

— Посмотрите на ваш церковный холм. Какая часть этих зданий принадлежит священникам, а какая — школе?

Босквинья поняла вопрос и фыркнула:

— Дети Разума Христова послушны епископу.

— Но они хранят знание и преподают то, что считают нужным, нравится это епископу или нет.

— Возможно, Сан-Анжело позволял вам вмешиваться в дела церкви, но, уверяю вас, епископ Перегрино не столь терпим.

— Я прилетел Говорить об обычной смерти и буду послушен закону. Полагаю, вы убедитесь, что я принесу куда меньше зла, чем вы ожидаете, и, возможно, много добра.

— Если вы приехали, чтобы Говорить о смерти Пипо, Голос Пелос Муэртос, вы не сделаете ничего, кроме зла.

Оставьте свинксов там, за оградой. Если бы вышло по-моему, ни один человек не мог бы выйти за ворота.

— Я надеюсь, здесь можно снять комнату.

— Наш город почти не меняется, Голос. У каждого свой дом. Приезжих не бывает, так зачем содержать гостиницу? Мы можем предложить вам только маленький пластиковый дом, оставшийся от первых колонистов. Он старый, но со всеми удобствами.

— И поскольку я не нуждаюсь ни в просторе, ни в роскоши, уверен, что он мне подойдет. И буду очень рад встретиться с Домом Кристано. Там, где живут последователи Сан-Анжело, у правды есть друзья.

Босквинья усмехнулась и снова запустила мотор. Как и предполагал Эндер, ее недоверие к Голосу Тех, Кого Нет сильно пошатнулось.

Подумать только, этот человек был знаком с Сан-Анжело и так тепло отозвался о Фильос… После речей епископа Перегрино она ожидала совсем другого.

Комната была обставлена скудно, и если бы Эндер привез хоть какой-нибудь багаж, то не нашел бы для него места. Эндеру удалось за пять минут распаковать и разложить содержимое своей сумки. Остался только завернутый в полотенце кокон Королевы Улья. Голос уже давно перестал чувствовать неловкость от того, что держит будущее великой расы в старой дорожной сумке под кроватью.