Роман Злотников - Трилогия «Арвендейл»

— А зачем существуют кузнецы?

Трой недоуменно уставился на Игреона Асвартена. Странный вопрос: Учитель шутит?.. Но тот был совершенно серьезен.

— Ну… ответь мне, зачем существуют кузнецы?

— Чтобы ковать оружие… и разные другие вещи.

— А ткачи?

— Чтобы изготовлять ткань?

— А что было бы, если бы у нас не было кузнецов? Вот таких специальных людей, умеющих работать с металлом, знающих секреты своего мастерства, передающих его из поколения в поколение?

— Как это?

Игреон Асвартен пожал плечами, давая понять, что путь для него не важен, он предлагает рассмотреть факт, пусть совершенно условный. Трой задумался.

— Ну… не знаю. Наверное, мы остались бы без оружия и других вещей из металла… или нет, каждый бы пытался делать их для себя.

— И как, это был бы лучший путь?

Трой покачал головой:

— Да нет… явно худший.

Игреон Асвартен улыбнулся:

— Вот видишь, ты сам и ответил на свой вопрос.

Трой несколько мгновений напряженно раздумывал над содержанием разговора, а затем его лицо просветлело.

— Значит, благородные нужны, чтобы… — Он запнулся, но ректор согласно кивнул и продолжил его мысль:

— Именно! Благородные семьи, владетельные рода предназначены богами прежде всего для того, чтобы ВОСПРОИЗВОДИТЬ БЛАГОРОДСТВО. Запомни это, Трой. Не властвовать над другими — это всего лишь побочное занятие, ВЫТЕКАЮЩЕЕ из обладания благородством, не блистать и развлекаться — это вообще не занятие, это пена, род кича, присутствующий в любом занятии людей. Художники, лицедеи и менестрели любят экстравагантно одеваться, воины кичатся силой и грубостью, торговцы — богатством, причем этому зачастую подвержены даже самые достойные из них. Но это всего лишь пена. Правда, многим из тех, кто не привык задумываться над сутью вещей, видно лишь ее… — ректор вздохнул, — надеюсь, ты смог разобраться с тем, что такое благородство.

— Да, мудрейший, — кивнул Трой, — мне кажется, я понимаю, но я так же понимаю, насколько ваше понимание глубже и обширнее моего. И я осознаю свое непонимание, потому прошу вас поделиться со мной своим пониманием…

— Ну что ж, — учитель облокотился на подлокотник, — тогда, если позволишь, сначала я пройдусь по азам и прошу извинить меня, если еще раз повторю то, что ты уже знаешь… Благородство — это умение так строить свою жизнь, что каждая мысль, каждый поступок все шире раскрывают в тебе божественную сущность, которая вложена в тебя Небом, дисциплинирует и усмиряет твою животную составляющую. Благородство нельзя выучить, как букварь или таблицу умножения, по нему нельзя раз и навсегда сдать экзамен, чтобы получить отметку и забыть о том, чему тебя научили. Нельзя прекращать воспитывать в себе благородство. Даже если все вокруг будут в том, что ты и есть настоящий образец благородства, не забывай работать над собой, ибо как только ты остановишься, то сразу же начнешь откатываться назад, вниз, к низшему и животному началу… Человеку свойственно руководствоваться в поступках выгодой. И это вполне естественно. Более того, чаще всего это достойно и должно. Но если ты хочешь по праву называть себя человеком, то выгода всегда должна быть продиктована благородством. В большинстве случаев это не означает никаких особых различий в делах и поступках — ты имеешь право поступать так, как тебе выгодно и будешь это делать. Но иногда ты встаешь перед выбором — получить выгоду, часто большую, а иногда просто чудовищную, либо… остаться человеком. И именно благородство позволит тебе сделать должный, верный выбор и действительно остаться тем, кем ты являешься на самом деле. Потому что чаще всего тот, кто сделал неверный выбор, все равно продолжает считать себя благородным человеком. Он думает, что ему просто улыбнулась удача, поэтому он успешен. Но люди знают, с кем они имеют дело, хотя сам человек не подозревает об этом.

— Но… разве ему никто об этом не говорит, учитель?

— Часто нет, потому что те, кого он слушает и кому верит, часто и сами утратили способность взнуздывать выгоду благородством, поэтому так же слепы, как и он. А иногда человек просто не верит в то, что ему говорят. Считает, что те, кто так говорит, завидуют его успеху, богатству, власти.

Трой понимающе кивнул. Между тем ректор продолжил:

— Людям свойственно стремиться к благородству, пусть во многом и инстинктивно. Большинству из нас достаточно образцов поведения. Если благородные ведут себя сообразно своему положению, то большинство просто следует их примеру, получая удовлетворение от того, что поступают так, как должно поступать истинному человеку, опять же не всегда осознавая этого. Впрочем, в стремлении к подражанию таиться и опасность. Потому что если те, кого мы считаем достойными для подражания, а это могут быть люди более знатные, более удачливые или просто более известные, вдруг начинают вести себя низко и сие не находит резкого пресечения, многие из простых людей отбрасывают благородство и начинают вести себя не менее низко. А вокруг удивляются — как же так? Эти простые, честные люди, еще не так давно являвшие всем вокруг образец благородства и порядочности, внезапно начинают лгать, воровать, отнимать у более слабых их имущество… а все дело в том, что их благородство было подражательным. Они не сумели воспитать внутри себя необходимую опору для истинного благородства, а тут на передний план вышли совсем иные образцы для подражания… Другие, таких гораздо меньше, способны создать и воспитать в себе истинное благородство. Именно они составляют благородное сословие. Во всяком случае, их большинство.

— А если благородное сословие перестанет… воспроизводить благородство?

Игреон Асвартен улыбнулся, но эта улыбка была грустной.

— Тогда оно исчезнет. Быстро или не очень, мирно или в буре войн и мятежей, но исчезнет. Так же как исчезнут, скажем, кузнецы, если люди научатся обходиться без металла или придумают машины, способные работать с металлом лучше, чем они. Но… это будет очень печально. Потому что тогда каждому из людей придется научиться выращивать в себе благородство самостоятельно. А без образцов это получится не у всех. Нет, благородство не исчезнет, более того, окончательно не исчезнут и образцы. Ведь даже в том, придуманном нами мире без кузнецов, где все работают по металлу сами для себя, обязательно будут люди, у которых это будет получаться лучше, чем у других. Но… когда я представляю это общество — меня охватывает печаль. Возможно даже, оно будет более богатым, ибо люди явно будут получать там большую выгоду. Но большинство людей в нем будет гораздо ближе к животным, чем к Небу. И я не решаюсь даже предположить, чем может это все кончиться. Я просто не в силах представить себе то жирное, обрюзгшее, ленивое и тупое существо, привыкшее жевать и предаваться самым простым и крайне незамысловатым удовольствиям, в которое, в конце концов, превратятся подобные люди. По существу, это будут человекоподобные орки… — ректор передернул плечами от отвращения.