Павел Комарницкий - Хозяин Вселенной

Я глажу её везде, ласкаю жадно и бесстыдно. Нежно и ласково, как только могу. Нет, не только я — и она сама ласкает себя моими руками, жадно раскрываясь, бесстыдно подставляя себя моим ладоням. Мы — странное существо, так долго бывшее разорванным надвое.

— А-а… Ещё!

Мы находимся в самом центре жемчужно-золотистого сияния. Мы не чувствуем жёсткой густой травы, покрывающей поляну. Мы не слышим голоса ночных джунглей. Мы не ощущаем ничего, кроме друг друга.

— О-ох… Ещё!

И никого и ничего нет на тысячи световых лет вокруг — только мы. Вся остальная Вселенная не имеет сейчас ровно никакого значения.

— Х-хах-х… Ещё!

Сквозь густеющий туман приближающегося оргазма Ирочка выглядит светящейся. Как и положено ангелу.

Взрыв в голове!

И разом рушатся бесчисленные стеклянные стенки, отгораживающие меня от мира и делящие на мелкие кусочки. Рассыпаются в пыль. Мы расширяемся, подобно ударной волне от настоящего взрыва. Мы поднимаемся над джунглями, полными жизни. И тёплый Рай уже круглится гигантским шаром…

«Ещё!» — чья это мысль? Неважно…

Мы летим сквозь космос, подобно самому свету, и мириады звёзд освещают наш путь.

«Ещё!»

Мы свободно пролетаем сквозь зыбкую вязь галактик, сплетённых во вселенское кружево.

«Ещё!»

Взрыв в голове!

Наверное, вот так и выглядел тот самый Большой взрыв, породивший нашу Вселенную. Это видел лишь Создатель Вселенной, но нам почему-то кажется — мы его понимаем… МЫ ЕГО ПОНИМАЕМ…

«…Всё, всё уже!»

Мы с Ирочкой обнаруживаем себя на полянке с родником. Наши тела возлежат на густой траве, но мы на них не смотрим.

«Какая ты красивая!»

«И ты!»

Действительно, в таком виде моя половина выглядит невероятно красивой. Словами описать невозможно…

И только тут до меня доходит смысл случившегося.

«Мы что, ушли в Отрыв?»

«Да ещё как ушли! — смеётся Радуга. — Однако поскольку ваши белковые оболочки вам ещё долго понадобятся, я призываю вас вернуться в них. Целостность вашего парного инь-янь полностью восстановлена, даже более того… Ну всё уже, одевайтесь!»

Мы с Ирочкой почему-то уверенно понимаем, что именно нужно делать — так человек не глядя надевает пальто. Миг, и мы уже шевелимся, встаём…

«Я смогла! — Радуга кружится над чашей родника, и мы ощущаем её восторг от свершившегося. — Сама! Я сделала то, что под силу только Хранителю Живущих! И вы смогли! Сами! Вы смогли стать Свободными!»

Транспортный кокон летит над планетой, навстречу рассвету. На нас надвигается новый трудный день, и горизонт перед нами стремительно наливается огнём.

«Пусть! Пусть будет трудным. И что нам теперь огонь?»

Чья это мысль, моя или жены? Да какая разница!

Мы возвращаемся домой, тесно обнявшись. Я вглядываюсь в глаза моей половины, глубокие, как сама Вселенная.

«Я люблю тебя».

«Я люблю тебя».

Двойная синхронная мысль. Радуга права — мы не просто восстановили повреждённую половинку единого существа, способного ненадолго разделяться надвое. Мы изменились. Вот, например, откуда я знаю, что Радуга улетела-перенеслась ближе к ядру нашей галактики, и что она там живёт со своей янь-половинкой? И что Свободные могут без проблем и всяких вспомогательных устройств телепортироваться в пределах галактики — как человеку пешком прогуляться — а вот для путешествия в другую галактику им нужна энергоподпитка от коллапсара в галактическом ядре? Вопросы, вопросы… Разберёмся.

«У людей на Земле есть такая легенда, о птице Феникс…»

«Такая легенда есть не только у людей. Подобные легенды есть и у нас, и у свиров, и даже у сэнсэев. Легенды просто так не возникают, Рома».

Я улыбаюсь. А что? Вполне возможно, меня теперь станут обзывать Фениксом…

«Не надо. Мне куда больше нравится Рома».

Ирочка обвивает меня руками, целует крепко-крепко, и я отвечаю ей. Как в первый раз. Всегда, как в первый раз.

— А мне так вот нравится твоя белковая оболочка, — внезапно говорю я по-русски. — Очень красивая, и эротично, ну, типа, как классное женское бельё…

Нет, никогда мне этого не понять, должно быть — вот откуда оно берётся?

Ирочка ещё обалдело смотрит на меня, но её тело уже сотрясает едва сдерживаемый смех. Миг — и мы взрываемся хохотом, валясь друг на друга. А как вы хотите? Такие нервные потрясения, нам непременно нужна разрядка.

— О-ой, не могу! — стонет Ирочка. — Ох… — она вытирает слёзы. — Между прочим, тут кто-то называл меня бесстыжей… Мне до этой Радуги далеко… Заставить детишек проделать это прямо на глазах, мне до такого не додуматься!

В этот момент первый солнечный луч обрушивается на нас, заливая ослепительным, ликующим утренним светом.

«Сколько всего мы пережили… Подумать только, сколько всего произошло с того момента, когда группа ни о чём не подозревающих аборигенов-рыболовов возвращалась домой, довольная своим уловом, а одна крылатая девушка ни с того ни с сего обронила перстенёк, всегда плотно и удобно сидевший на пальце…»

«Мне даже обидно немного, что никто из людей ничего про нас не узнает».

В её глазищах зажигаются такие знакомые огоньки-смешинки.

«Не всё так безнадёжно, Рома. Не узнают… А вот папа считает, что непременно должны узнать. Ибо мы с тобой живые легенды будущего».

Я хлопаю глазами. Вот я не понял…

«Чего ты не понял, муж мой? На Земле есть такие люди, писатели называются… Имеется один на примете. Всего-то нужно ему легонечко подсказать. Так, чтобы он и сам не заметил…»

«Писатель? — я хмыкаю. — Знаю я человечьих писателей. Он такого наворотит…»

Смешинки в любимых глазищах становятся гуще.

«Ну и наворотит местами, не без этого. Поскольку фантаст, сказочник… Что с того? Главное, чтобы написал про главное».

— Повернись! Нагнись!

Я послушно исполняю команды. Бессмертный, Носящий имя разглядывает меня в упор, не стесняясь, ощупывает. А чего стесняться? Это же практически уже ЕГО тело. По крайней мере, он так считает.

— Готов ли ты к Слиянию? Встань ровно и отвечай! — Бессмертный явно развлекается. Разумеется, всем воспитуемым в воспиталищах неустанно вдалбливается мысль, якобы происходит слияние личности донора и хозяина. И многие в это даже верят.

— Почту за честь! — я вытягиваюсь по стойке «смирно».

— Хорошо. Эта честь будет оказана тебе завтра утром. Уведите!

Санитар несильно толкает меня в спину. Очень мягко, прямо скажем. За любое повреждение тела донора спрос весьма строгий.

— Иди, иди!

— А одежда? — спрашиваю я вполне натурально.

— Не положено! Завтра утром будет тебе одежда. — Санитар тоже не прочь пошутить и развлечься.

В комнате, залитой резким белым светом потолочных светильников, охранник отрывается от экрана, на котором идёт очередной фильм — какого-то воспитуемого-малолетку пытают электротоком.