Павел Комарницкий - Хозяин Вселенной

Сегодня мы опять отдыхаем всей семьёй. Собственно, отдыхаем мы с Ирочкой, возлежа рядышком в северной, тенистой комнате, любуясь видами сквозь ячейки сетки. Мауна и Нечаянная Радость заняты подвижными играми.

— Папа, а почему мячик без крыльев, а летает? — спрашивает дочура, прижимая к себе и успокаивая зверюшку.

— Ну… — я застигнут врасплох. — Антигравитация…

— Внутри?

— Ну да…

«Давай-давай, заливай ребёнку, — в глазах жены смешливые огоньки. — А как происходит перемещение по нужной траектории? М-м?»

— Папа не прав? — улавливает Мауна, не забывая цепко удерживать зверюшку.

— Ну, не то чтобы совсем не прав… — смеётся моя ненаглядная. — Доча, я же вижу все твои мысли. Уверяю тебя, если ты втихую разрежешь мячик, чтобы съесть антигравитацию и научиться летать без крыльев, ничего не выйдет. Мячик испортится, твой прапрадедушка обидится, что ты так обошлась с его подарком, и больше тебе ничего дарить не будет. Тебе это надо?

— Нет… — грустно вздыхает Мауна. — Этого мне не надо. Я хочу летать.

Она отпускает Нечаянную Радость, и зверюшка вспархивает на настенную икебану.

— Все могут летать. Одна я не могу. — Я чувствую, что дочь сейчас разревётся.

— Ну-ка, иди сюда, — жена сдвигается чуть в сторону.

Эмоции Мауны смещаются в положительную сторону. Она решительно размещается между папой и мамой, и Ирочка бесшумно накрывает всю компанию одним крылом. Нам всем тепло и уютно.

— Когда я была маленькая, как ты сейчас, я тоже очень хотела летать, — вздыхает жена. — Придётся тебе потерпеть, Мауна. Поверь, это совсем не так долго, три года…

— Целых три года! — дочура округляет глаза. — Вам хорошо говорить, вы уже ого-го сколько живёте!

— Ну ничего… — Ирочка гладит дочку, целует. — И ты будешь ого-го сколько жить, и ещё сверх того много-много… и все мы будем…

Она говорит по-ангельски, таким изумительным ласково-воркующим голосом, каким ни с кем больше не разговаривает, даже со мной. Этот голос появился у неё только после рождения Мауны и существует только для Мауны…

«Рома, и о чём ты думаешь в столь ответственный момент? А ну, немедленно начинай хвалить дочь!» — в глазах моей ненаглядной бесится смех.

«Я готов!» — встряхиваюсь я.

— Вы обе самые красивые у меня! — святую правду вообще говорить в лицо легко и приятно.

— А кто красивее? — спрашивает дочура, нежась под двумя парами любящих рук.

— Ну-у… Мама, конечно, крупнее. И некоторые места у неё пока что крепче, — для пущей убедительности я похлопываю жену по наиболее крепким местам. — Но ты всё же красивее, доча.

— Да-а… — лепечет вконец разнежившаяся дочура. — У мамы такие крылья… красивые… большие…

— Так и у тебя скоро будут! — совершенно искренне говорю я. — Три года, это же тьфу! Ты уже больше прожила!

«Рома, Иолла, Мауна, здесь Уэф. Можно посетить ваше жилище?»

— Деда! — дочь вскакивает, как пружинка, выскальзывает из-под маминого крыла. — Можно, деда, можно! Мама-папа совсем даже не занимаются сексом!

— А чем же они в таком случае занимаются? — в фиолетовых глазах Уэфа, возникшего прямо в центре комнаты, тлеют насмешливые огоньки.

— Они занимаются моим воспитанием! Хвалят меня и ласкают, вот! — докладывает деду внучка.

— Доброе дело! — одобрительно говорит дед, поудобнее размещаясь на вырезанном видеотехникой круге ковра, только цветом отличающегося от нашего домашнего. — Ну здравствуйте, мои родные!

— Здравствуй, папа! — хором говорим мы с Ирочкой, садясь по-турецки, рядышком, как примерные детишки. Смеёмся все трое.

— А где бабушка? — ревниво спрашивает малышка.

Уэф огорчённо разводит руками, вздыхает.

— Не успела. Но вы не расстраивайтесь, минут через десять она закончит, и я вас соединю. Она в Крыму сейчас, вместе с Иого, — это уже нам с Ирочкой.

— Значит, всё-таки решили? — жена блестит глазами. — Именно в Крыму? Кавказ рядом…

— Всё же в Крыму, — вздыхает Уэф. — Конечно, с маскировкой подлинная головная боль, туристы кишат летом… Однако база должна всё же находиться в своей зоне ответственности. На Кавказе своя, а на Украине теперь своя будет. Ну ничего, там в этих горах, которые яйлами кличут, ещё есть вполне укромные места.

Уэф помолчал.

— Вообще-то давно пора выделить было. Не Советский Союз, там теперь такая головная боль…

— Иого координатором? — спрашивает Ирочка. — Как же ты без него?

— А он и так последнее время почти всё время в тех местах обитает, — усмехается папа Уэф. — Так вот и пусть берёт и работает официально, со своим штатом… Пойдёшь ко мне, дочка? — внезапно спрашивает он.

— Вместо Иого? — Ирочка блестит глазами, и я ощущаю её чувства: желание, озабоченность и опаску. — Замшей у тебя, угу… Ты меня в тугую спираль завьёшь, папа.

— Не будешь справляться, так и завью, — кивает Уэф. — Да не бойся, в рядовые оперсотрудники всегда перейдёшь, если не осилишь.

— Я не о личной карьере в первую очередь пекусь, папа, и ты это знаешь. — Ирочка даже крыльями встряхивает. — Я подставить вас боюсь. Короче, я ничего пока не скажу. Мне нужен разбег.

— Хорошо, разбег так разбег… — снова вздыхает папа Уэф. — А когда-то ты любила с места…

— Молодая была, глупая, — отрезает Ирочка, и мы снова смеёмся. — Впрочем, так и так ведь это не мгновенно?

— Да, конечно, — кивает Уэф. — Место выбрать, зал сформировать да телепорт вырастить, а это не шутка…

— Кристалл-зародыш доставили?

— Нет пока, зачем? Место сперва… Да, не пришлось бы в пещерах жить Иого. Имитацию пещерного города делать. Будет как «зелёные»… Да пока наберёт персонал, да смотрителя найти, да агентов влияния, да исполнителей, да пока освоятся… Так что время для разбега у тебя есть, Иолла. Как раз Мауна отправится в Первый полёт.

— Деда, а у меня крылышки ещё выросли! — наскучив умными разговорами взрослых, дочура поворачивается спиной к деду, разворачивая свои культяпки.

— Ого, какие! — Уэф явно восхищён. — А ну-ка, ну-ка… Да они у тебя до колен скоро достанут!

Довольная дочура тянет розовые культяпки, и тут я замечаю — они и в самом деле легко достигают низа ягодиц. Растут, однако, действительно растут… Ангельские крылья, в отличие от неуклюжих окостенелых крыльев земных птиц, имеют подвижные пальцы, позволяющие подворачивать длинные маховые перья внутрь, иначе при таком размахе крылышек перья только что по земле бы не мели. И сейчас Мауна вовсю демонстрирует нам сложную конструкцию, чем-то напоминающую складной японский зонтик.

— А вот и бабушка! — дочура прыгает на месте.

— Здравствуйте, дети! Здравствуй, внучка! — глаза Мауны-старшей прямо-таки лучатся теплом. Мауна-младшая вертится юлой от восторга.

— А меня в компанию примете? — гудит дед Иваныч, вдвигаясь в поле изображения, словно осадная башня. — Здравствуй, Иришка, здравствуй, Рома! И ты здравствуй, егоза!