Сергей Лукьяненко - Веер (сборник)

Стеклянные двери были абсолютно прозрачными и чистыми. За ними я видел довольно большой вестибюль с мягко светящимися панелями в потолке. Посреди вестибюля стояла невысокая, по грудь мне, стойка. Так и казалось, что сейчас появится дружелюбный портье, встанет за нее и спросит: «Вы бронировали у нас место?»

Да, бронировал. С тех пор, как не смог войти в свою собственную квартиру. Когда меня облаяла моя собака. Когда паспорт рассыпался в руках, а отец не узнал мой голос. У меня есть право войти в эту дверь. Войти – и сделать все, что сочту нужным!

Когда до двери оставалась всего пара шагов, стекло будто прорезала щель. Створки плавно разъехались в стороны. Ой, как примитивно, могла бы ведь просто исчезнуть, или стечь в пол, или развернуться, как диафрагма фотоаппарата. А тут – раздвижные двери. Купе поезда…

Я сглотнул и шагнул в вестибюль.

Было тихо и тепло. Воздух слегка дрожал, работала невидимая вентиляция. Я невольно шарил глазами в поисках предыдущих визитеров. Что я ожидал увидеть? Истлевшие тела, скелеты? Конечно же, ничего не было.

Я сделал еще шаг.

За моей спиной тихо сошлись створки.

– Пройдите к стойке.

Голос был тихий, вежливый, но в отличие от голоса робота – совсем неживой. Бесполый и вежливый. Так должны говорить стиральные машины и пылесосы.

– Иду, – зачем-то ответил я и прошел вперед.

Стойка была то ли из светлого камня, то ли из пластика, имитирующего камень. Гладкая, ровная, никаких кнопок, вообще никаких деталей.

– Положите ладони на стойку.

Я повиновался.

– Назовите ваш мир.

– Земля. Точнее, Земля-два. Демос.

– Это правильно. Назовите вашу функцию.

– Таможенник.

Пауза. И снова так же спокойно:

– Это неправильно. Ваша связь с функцией прервана. Вы более не являетесь функционалом.

– Нельзя перестать быть функционалом, – быстро сказал я. – Я остаюсь измененной вероятностью.

Короткая заминка.

– Это правильно. Назовите вашу функцию.

Он что, издевается? Я посмотрел вверх, откуда раздавался голос. Нет, тут ни юмором, ни двусмысленностями и не пахнет. Это действительно машина без тени человеческих чувств.

– Я – функционал, не знающий своей функции.

Долгая пауза.

– Это правильно. Цель визита?

– Изучение здания.

– Это правильно. Продолжительность визита?

– Не определена, – стараясь попасть в тон, ответил я.

– Это правильно.

Неужели все так просто? Надо лишь быть функционалом – и тебя впустят?

– Обоснование?

Я помолчал и ответил:

– Оценка целесообразности разрушения здания.

– Это правильно.

Тишина.

Я ждал, переминаясь с ноги на ногу. А где-то в недрах здания та его часть, что умела принимать решения, формулировала вопросы.

– У вас есть возможность разрушить здание?

– Нет.

– Это правильно.

Я ждал еще вопросов – но их не последовало. Зато стойка между моими руками разошлась. Наружу стал выдвигаться гибкий шланг с загубником на конце. Я дернулся – но руки будто приклеились к стойке.

– Откройте рот и прижмите зубами насадку.

– Что это? – в невольной панике закричал я.

– Дезинфицирующий зонд, – бесстрастно пояснил голос. – Стандартная процедура, для функционала не опасна.

– А для человека?

– Приводит к смерти через промежуток времени от тридцати секунд до шести часов двенадцати минут.

Я повернул голову, отворачиваясь от покачивающегося шланга.

– Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?

Серый приплюснутый загубник на шланге замер перед моим лицом. Я вдруг увидел на нем едва заметные вмятины.

Сжавшиеся от нестерпимой боли зубы?

Я не вырвусь. Руки будто приклеились. Да если даже и вырвусь – куда я денусь с подводной лодки?

– Повторный вопрос. Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?

Интересно, это стандартная процедура по отсеву «недофункционалов»? Или способ наказания притворщиков? Или машина спрашивает без всякого злого умысла?

Не будучи функционалом, я умру. Способности функционала включаются лишь…

– У меня есть выбор? – закричал я.

– Да. Вы вправе отказаться.

– Я повторно спрашиваю! – закричал я. – Есть ли у меня выбор и важны ли последствия моего выбора для моей судьбы? Понимаешь меня, дура электронная?

И тут же я понял, что не прав. Ощутил, как рассеянные в стенах здания нервные узлы вспыхнули от прилива энергии, оценивая мой вопрос и пытаясь понять его потаенный смысл. Какая там электроника, какие, к дьяволу, жидкие оптонейронные схемы универсального робота Карк-Е с Земли-46, воплотившего в себе личность поэта-депривиста Анатоля Ларса! Это не было ни компьютером, ни автоматом, ни роботом, ни личностью – то, что жило в зданиях функционалов, что поддерживало силы прикованных к ним людей, что добывало энергию из ниоткуда и превращало информацию в энергию. Изменение сверхтонких структур материи, переброс спина электрона из полуцелого в целое или нулевое значение, что приводило к смене существования электрона в нашей реальности из вероятного на невозможное или недопустимое. Элементарные частицы материи превратились в элементы чудовищной по сложности схемы, взаимодействуя где-то за гранью реального мира, там, где царит принцип неопределенности Гейзенберга, расширенный и исправленный континуумом Иманиши…

Я застонал, чувствуя, как избыток информации, рождаясь из энергии, возникшей из ничто, хлещет в мой мозг. Я замахнулся на слишком многое. Я не мог, не знал, не понимал того, что услужливо развернула передо мной справочная система функционалов. Будь чуть больше сил, чуть больше опыта – я смог бы обратиться к ней осознанно. И спросить, к примеру, как победить функционалов.

Но у меня не было этих сил.

– Да, у тебя есть выбор, последствия которого важны.

– Дезинфицируй! – крикнул я, сжимая загубник.

Проще так. Лучше ядовитая дрянь, хлещущая в рот, чем мерцающая между реальностью и небытием нервная сеть здания, чем попытки понять то, что я понять не могу. Пусть меня накачивают отравой, а не информацией…

А-а-а-а-а!

Я бы закричал, если мог. Но загубник ввинчивался в рот, и даже голову отодвинуть я не мог. Нестерпимая едкая горечь въелась в губы, густая липкая жижа хлынула в горло. Я дергался, чувствуя, что глотаю то ли щелочь, то ли кислоту – все вкусовые рецепторы взбесились и вопили одно: «Отрава!»

Судорожными конвульсиями шланг влил в меня не меньше полулитра жидкости и опал, смотался внутрь стойки. Одновременно отпустило руки. Я упал на колени, повел головой, пытаясь вытошнить яд. Желудок сотрясали спазмы, но липкая дрянь не желала покидать организм. Я чувствовал, как яд сжигает пищевод и желудок, проникает в кровь, убивает сердце и печень…

Человеку не выжить.

Или погибнет через секунды от нестерпимой боли, от инфаркта, либо умрет через несколько часов, сгнивший заживо.