Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Убить Чужого

— Три.

Куда-то провалились три дня: вроде бы только что прибыли — и вот уже надо готовиться в обратный путь. Вот уже и в дверь деликатно стучат, сообщая:

— Ребята — ваша галера швартуется, пора!

Вышли вчетвером. Не вполне, может быть, трезвые. Но ничего, пока долетят до флагмана — будут как стёклышки.

Правда, до посадки ещё — обязательная идентификация.

— Четыре.

Мастера-спецы на идентификации похлопали глазами. Как-то мгновенно всё прошло, даже моргнуть не успели. Только что возвращающиеся с кобеляжа ещё подходили — и вот уже глядишь им в спины. Проскользнули мгновенно. Все системы горят зелёным? Горят. Значит, всё в порядке? Выходит, так. Ну и ладно. Всё нормально.

— Пять.

Заняли места в корабельном салоне. Кивнули остальным отгулявшим, и им махнули головой в ответ. Один кто-то спросил только: «Как — не шатает? Вам ведь сейчас заступать». Старшой звена ответил: «Всё в норме — вот только голос подсел. Ничего, пройдёт». «Пройдёт», — уверенно согласились с ним опытные коллеги.

Разогнались. Чиркнули по пространству. Затормозились. Прибыли к месту службы. Вторая идентификация. Старшой встал на точку первым. Не повезло: отказ системы. Сбой. Система заглючила, не пожелала включаться. А тут она только одна.

— Ребята, быстрее! Нам сейчас заступать. Ощущаете?

Это всем понятно. Если опоздают — Скар такого не простит. Кому? Тем, кто задержал. Системе ничего, её расстреливать не станут. А вот персоналу…

— Ладно, парни, валите. Что мы — не знаем вас, в конце концов?

— Само собой! Открывай проход.

Приоткрылся ход сквозь полевую защиту. Прошли. Дальше дорога известна: схема флагманского крейсера давно от зубов отскакивает.

— Шесть.

По каютам. Надеть форму. Могла бы сидеть получше, но теперь уже не до этого. Вышли в коридор. Построились. В караулку — шагом марш. Вошли. Получили своё оружие без сложностей, никто их рассматривать не стал — и без того надоели. И во главе с разводящим — к месту службы: к кабинету фельдмаршала Скара.

Смена произошла чётко. Скар, выйдя в предбанник из кабинета, одобрительно крякнул. Он любил хорошую строевую подготовку. Когда сменившиеся, печатая шаг, вышли из помещения, он обернулся к заступившим. Поднял брови:

— А вы…

Не договорил. Схватился за грудь. Согнулся. Разинул рот, судорожно хватая воздух. Лицо исказилось. Прохрипел, роняя слюну:

— М-мне…

И упал. М-третий спрятал «ДБ» в задний карман. Сняв на всякий случай настройку ту самую, два дробь четыре, обширный инсульт плюс инфаркт миокарда. Так работает Диагност-Б: не определяет болезнь, а вызывает её. Последний писк моды в разведке.

М-первый уже кричал в микрофон внутренней связи:

— Врача к фельдмаршалу! Командующему плохо! Бегом!..

Скару уже не было плохо. Ему было никак.

Мезон прошёл в кабинет. Включил прямую президентскую связь.

— Директор разведки. Президент, у меня печальная весть: фельдмаршал Скар скоропостижно скончался на боевом посту.

Он не совсем понял, что проговорил в ответ П-и. Что-то вроде: «Господь внял молитвам…»

Но дальше — чётко, с печалью в голосе:

— Ужасная новость, генерал. Жду вас к себе. Необходимо посоветоваться…

— Буду через пятнадцать минут.

Повернулся к своей команде:

— Программа «Риск». Ждать транспорта не остаётся времени. Защиту снять отсюда, заупрямятся — применить силу. И — во Дворец власти.

Вбежал врач, люди с носилками, главный адъютант, ещё кто-то…

Тело лежало на ковре. Больше никого рядом не оказалось. Охрана исчезла.

И все, никем не спровоцированные, как-то синхронно подумали: «Наверное, иначе нельзя было. Зато конец войне».

02.07. - 07.08. 2007

Никогда и ничего я не имел против Скотта Ивана. Совсем наоборот, он мне нравился. Он всем нравился. По-моему, надо быть очень угрюмым, озлобленным на весь мир субъектом, чтобы ощутить хотя бы малейшую неприязнь к Скотту Ивану.

Скотт — это его имя, Иван — фамилия. Хотя некоторые предпочитают произносить ее как Айвен. Я не пытался выяснить, какого роду-племени его предки. Да и зачем? Будь Скотт неприятным типом, чье присутствие в экипаже вызывает у всех изжогу, копание в его генеалогии, возможно, имело бы смысл, ну а так — какого рожна? Достаточно факта: хороший человек. Ну и иди к нам, хороший, мы тебе рады.

А плохие у нас надолго не задерживались. Экипаж отторгал их с такой же легкостью, с какой вода вытесняет керосин, отторгал, сам того не замечая, и они переводились на другие посудины — иногда со скандалом, но чаще тихо. И не любили впоследствии вспоминать о службе на «Стремительном».

Я бы на их месте тоже не вспоминал. Что толку даром растравлять себе желчь? Если ты честный человек, то ничего, кроме самобичевания, из этого не выйдет. Ходи и думай с закушенной губой: ты не вписался! Не годен. Не подошел.

Но я-то как раз подошел. И знаю точно: многие мне завидовали. Скрывали это, пренебрежительно кривились, отпускали колкости, но ведь правду не скроешь. Знаете проблемы небольших замкнутых коллективов? Когда месяцами видишь вокруг себя одни и те же рожи, слышишь одни и те же шутки, когда сосед открыл рот, а ты уже точно знаешь, что он собирается сказать, — трудно не озвереть. Это старая проблема долговременной совместимости человеческих индивидов, с нею борются психологи и загоняют-таки ее в подполье, но она все равно не исчезает полностью и время от времени дает о себе знать — иногда вплоть до серьезных ЧП.

Так вот: у нас на «Стремительном» такой проблемы не было. Совсем. Наш штатный врач и психолог Фриц переквалифицировался во второго микробиолога, дабы не сидеть без дела. Мы были единым организмом, а каждый из нас семерых — деталью, встроенной в «конструкцию» без малейшего люфта. Мы идеально дополняли друг друга, и жизнь наша была легка и солнечна. Вы не поверите, но положенный по профсоюзному соглашению отпуск не слишком радовал нас — ну что хорошего в перемещении, пусть временном, из комфортной среды в среду сомнительную?

Удивительный феномен. Один во всем космофлоте.

Само собой, работа мне всегда нравилась. Кому не понравится редкое везение, хотел бы я знать. Не так уж часто в нашей Вселенной попадаются места, где зарабатывать деньги пусть не всегда легко, но всегда приятно.

А знаете, какая у нас работа? Романтическая с виду и убийственно-скучная по сути. Тщательно и предельно добросовестно искать то, чего, возможно, и нет.

С тех пор как полеты в пределах Галактики стали возможны, люди не переставали искать в ней следы деятельности разумных существ. Из чисто умозрительных построений вопрос внезапно перешел в практическую плоскость. Одни ли мы во Вселенной или хотя бы в Галактике? Если одни, то почему? Если не одни, то с кем нам придется делить сферы влияния и пытаться как-то сосуществовать? Разрешима ли эта проблема вообще?