Кэролайн Черри - Подвальная станция

Однако Резьюн не теряет информацию. Она строит ковчеги для дальнего космоса, простые жестяные банки, вращающиеся около определенных звезд, недорогие в изготовлении, корабли без двигателей, емкости для хранения генетического материала, размещенные в различных местах, защищенные и экранированные от космического излучения. Они содержат непосредственно образцы генотипов, а также их цифровой код и код записи, позволяющие разумному существу (достаточно развитому, чтобы догадаться о назначении этих ящиков) прочитать эти коды.

Для человечества оказалось достаточно миллиона лет, чтобы от примитивных предков развиться в разумные существа, совершающие космическое путешествия. И через миллион лет, благодаря этим подвигам, человечество сохранит генетические записи своего прошлого и прошлого каждого вида, который проходил через лаборатории Резьюн, наше собственное наследство и генетические наследства каждого мира, с которым мы соприкасались, защищенные от случайностей и влияния времени…

В ковчегах законсервированы и такие фрагментарные коды, которые удалось извлечь из человеческих останков тысячелетней давности, из земных генофондов, предвосхищавших развитие генобанков двадцатого столетия, из последних перед смешением рас генофондов материнского мира, а также из останков людей и животных, сохранившихся в веках в мерзлоте или других обстоятельствах, при которых осталась неразрушенной внутренняя структура клеток.

Представьте себе, какие разительные перемены могли бы произойти, если бы в подобных ковчегах сохранилась генетическая информация о геологическом прошлом. Земля, до сих пор являющаяся уникальным свидетелем катастрофического исчезновения высших форм жизни, могла бы, посредством подобных хранилищ, восстановить богатство всех существующих эволюционных линий и разрешить загадку своего прошлого…

Резьюн никогда не пренебрегала генетическим отбором. Она следила за сохранением различных вариантов в разнообразии, беспрецедентном для истории человеческого рода, и, хотя работала таким образом на эволюционные изменения, сохраняла все возможные отклонения…

Время перестало существовать. Только прокручивалась лента, большей частью безмятежно, иногда вызывая тревогу. Временами накатывало небытие, но, в основном, состояние не менялось — даже сейчас, когда Грант почти пришел в себя.

— Ну, давай, к тебе пришли, — раздался чей-то голос, и влажная ткань коснулась его лица. Обтирание с лица нежно перешло ниже, на шею и грудь, пахло одеколоном. — Просыпайся.

Он приоткрыл глаза. Пока шло обтирание, он иногда глядел в потолок, мечтая, чтобы его освободили от ремней, но это была слабая надежда. Он хотел, чтобы ему снова дали ленту, потому, что страх остался позади, и ему было приятно, пока это длилось.

Он озяб под потоком воздуха, обдувающим влажную кожу. Ему хотелось вновь укрыться простыней. Но он не попросил об этом. Он прекратил попытки общаться с людьми, которые удерживали его, и они больше не причиняли ему вреда. Это все, что ему было нужно. Он вспомнил, что надо моргнуть. Он не видел ничего. Он старался не обращать внимания на холод. Он почувствовал острую боль, когда техник воткнул иглу ему в руку. Его спина болела, и самое чудесное облегчение принесла бы возможность переменить положение в постели.

— Ну, хватит. — Его снова накрыли простыней. Затем слегка хлопнули по лицу, но он не ощутил боли. — Давай, открывай глаза.

— Да, — пробормотал он. И снова их закрыл, едва эйзи вышла.

Затем он услышал другой голос, от двери, голос молодого мужчины. Он поднял голову, посмотрел и увидел там Джастина. В первый момент он не поверил увиденному и дернулся в ремнях.

Однако Джастин подошел, присел на край кровати и взял его за руку, несмотря на то, что ремни мешали ему. Пожатие было теплым. И почти как настоящее.

— Грант?

— Пожалуйста, не делай это.

— Грант, во имя Господа — Грант, ты же дома. Ты понимаешь меня?

Была очень опасной даже мысль о том, чтобы поверить. Это означало уступить. Не существовало такого секретного знака, который не смогло бы изготовить его собственное сознание. Не существовало иллюзий, которые невозможно построить с помощью лент. Образ Джастина им, конечно, следовало использовать. Разумеется!

— Грант?

Лента даже может заставить его подумать, что он не спит. Или создать ощущение неудобства матраса, или что рука Джастина лежит у него на плече. Только острая боль в спине нарушает иллюзию. Она не укладывается в общую картину.

Только в реальности допустимы такие маленькие противоречия.

— Они пока не разрешают мне забрать тебя обратно в квартиру. Ари не хочет. Что они с тобой делают? Ты в порядке? Грант?

Вопросы. Он и представить себе не мог, насколько хорошо они вписывались в ситуацию. Обычно складывался рисунок. Эти должны быть связаны с доверием. Таковы правила игры.

— Грант, черт побери! — Джастин слегка похлопал рукой по его щеке. — Давай, открывай глаза. Открывай глаза.

Он сопротивлялся. Так, он знал, будет лучше. Он сделал несколько вдохов, спину и плечи пронзила страшная боль. Ему угрожала опасность… потому что он думал, что иллюзия становится реальностью. Или потому, что он перестает их различать.

— Ну, открой глаза, черт побери!

Он осторожно приоткрыл глаза. Увидел испуганное лицо Джастина.

— Ты — дома. В больнице. Ты понимаешь? Ари разнесла их к чертям и вытащила тебя.

(Кровь, запачкавшая стены. Запах дыма.)

Это было похоже на больницу. И Джастин похож. Не было способа проверить это, даже если ему позволят пройтись. Только время могло это сделать, время, длящееся дольше любой ленточной иллюзии.

— Ну, Грант. Скажи мне, что у тебя все в порядке.

— У меня все в порядке, — он сделал вдох, от которого заболела спина и понял, что может совершать поступки, выпадающие из этой иллюзии. — Моя спина замучила меня. Мои руки болят. Ты можешь что-нибудь сделать с кроватью?

— Я заставлю их.

— Не думаю, что они сделают это. Но мне бы хотелось принять другую позу. Там… — Поверхность под ним изогнулась, как живая, и сдвинулась вверх, приподняв ему голову. Вся поверхность заходила волнами, приводя в движение мышцы и суставы. — О, так лучше!

Джастин снова сел на край, внося асимметрию в колебания.

— Ари проследила тебя до Крюгера. Крюгера шантажировали. Он передал тебя аболиционистам. Мне пришлось пойти к Ари. Она отправила кого-то — я не знаю кого — за тобой. Она сказала, что они тайпировали тебя.

К этому времени у него все спуталось. «Здесь» и «там» слились. Он очень осторожно исследовал ситуацию.

— Как долго?

— Два дня.

Возможно.

— Ты уже два дня находишься здесь, — продолжал Джастин. — Они позволили Джордану и мне прийти сюда сразу, как тебя привезли. Теперь, говорят они, я могу навещать тебя.