Сергей Лукьяненко - Геном (Сборник)

– Отличник, – сказал я.

– Так что вначале матриархат был прогрессивен, – продолжил Лион. – Но при чем здесь Карьер и ваши порядки? Зачем они нужны, ты скажи?

– Может так случиться, что человечеству придется затянуть пояс. Например, Чужие отберут у нас часть планет и люди будут жить на плохих планетах, с нехваткой ресурсов. Тогда потребуется отработанный социальный механизм выживания. Такой, как на Карьере. Стась говорит, что вся история человечества – это танцы на снегу.

– Чего?

– Танцы на снегу. Человечество пытается быть красивым и хорошим, хотя никаких оснований к этому нет. Понимаешь? Словно балерина в пачке и на пуантах пытается танцевать на снегу. А снег холодный. Кое-где твердый, кое-где мягкий, а кое-где проваливается и режет ноги. Только все равно надо пытаться танцевать. Надо стараться стать лучше. Наперекор природе, наперекор всему. Иначе останется только лечь в снег и замерзнуть навсегда.

– Ну, пускай… понятно, что нельзя все в мире сразу сделать совершенным. Мало ли что может случиться. Но нельзя же создавать экспериментальные планеты, где люди станут страдать!

– А их никто нарочно не делает, – сказал я. – Они сами появляются. Это история, Лион. Люди всегда придумывали странные общества, даже когда на одной планете жили. Обычно эти общества разрушались, но иногда оказывались нужными.

– Ладно, раньше люди были отсталыми! – Лион энергично взмахнул рукой. – Но сейчас-то есть правильные общества. Вот как здесь!

– Угу. А на Новом Кувейте оно немного другое. На Земле, на Эдеме – тоже. И каждый живет там, где ему нравится. И ничего плохого в этом нет. А если сделать одно, самое распрекрасное общество, то многим это не понравится. Вот на Авалоне многоженство запрещено, а может быть, кто-то сразу двух женщин одинаково любит? Что ему теперь, всю жизнь страдать?

Лион хихикнул. Сказал:

– Подумаешь, проблемы…

– Фаги потому и обеспокоились Инеем, – пояснил я. – Может быть, Иней ничего плохого и не хочет. И на их планетах жить вовсе не стало хуже. Но если вся Империя станет одинаковой, то рано или поздно она погибнет.

– Это ты Стася наслушался.

– Ага. А ты думаешь, Стась дурак? Если бы Иней не программировал людям мозги, а просто уговаривал к себе присоединиться, никто бы против не был. Все равно всех не уговорить.

Лион мотнул головой, но неуверенно. Наверное, вспоминал свои сны, в которых воевал за Иней.

– Пойдем, пора уже, – сказал я. – Доедай свои блинчики.

– Ну их, что-то расхотелось… – Лион встал, раскинув руки, прижался к стеклянной стене, постоял чуть, глядя на несущийся снег. Потом сказал: – А мне все-таки хочется, чтобы всем было одинаково хорошо.

Полночи мы занимались на виртуальном симуляторе.

По правде все было или теперь фаги нам подыгрывали, но в этот раз все кончилось благополучно. Нам – оборванным, грязным и голодным – поверили. Вначале строго допросили, а потом отправили в концентрационный лагерь, где мы работали на фабрике химического синтеза. Через две недели нам удалось узнать, что власть на Инее захватили Чужие – то ли Цзыгу, то ли Брауни. Они-то как раз и затеяли порабощение человечества! С нами вышел на связь агент фагов, и мы ему все рассказали. А еще через два дня прилетели имперские корабли, высадили десант, и нас освободили. Даже удалось немного повоевать – мы забаррикадировались в цехе горячего прессования и не подпускали солдат Инея, поливая их расплавленной фторопластовой смолкой из брандспойтов.

В общем, получилось очень весело.

Потом, когда Рамон вез нас домой на своем шикарном спортивном автомобиле, он все-таки напомнил, что никакой информации о Новом Кувейте нет. Так что не надо заранее настраиваться на ужасы. Наоборот, ничего такого случиться не должно. Но… на всякий случай…

Я сонно кивал, глядя в окно. Моя четвертая планета. А второй я даже и не помню… вот ведь как получилось. Может быть, написать письмо капитану «Клязьмы»? Узнать, где я побывал?

Жалко, что мне не стать фагом. Помогать им – тоже интересно. Но это все-таки не то.

– Постарайтесь выспаться, – советовал Рамон. – Хотя бы немного. В десять утра за вами заедет Стась и доставит в космопорт.

– А кто поведет корабль? – спросил я.

– Не Стась. У него другое задание, – помолчав, ответил Рамон. – И не я. Не важно, ребята. Любой из фагов справится с этой миссией.

– Я знаю. Но все-таки лучше, когда рядом твой друг, правда?

Рамон пожал плечами:

– Узнаю теорию Стася… Понимаешь ли, Тиккирей, личные отношения – это палка о двух концах. Конечно, люди не роботы, чтобы не испытывать эмоций – приязни, дружелюбия… или наоборот. Но если бы ты знал, сколько бед человечества было связано именно с этими «личными отношениями»!

– Как же так? – спросил я. – Первый звездоплаватель, Сон Хай, наперекор судьбе вернулся на Землю, потому что тосковал по своей любимой! А пилот «Магеллана» сумел посадить аварийный корабль, потому что на нем была его семья. Ну а…

– Ты приводишь лишь положительные примеры, Тиккирей. Из учебника этики для пятого класса, верно?

– Наверное… – Я замялся. – Кажется, да.

– Разумеется, ты прав, – размеренно, будто гвозди вколачивая, заговорил Рамон. – В обыденной человеческой жизни дружба, любовь, нежность – все то, что мы вкладываем в понятие «положительных личных отношений», очень важны. Но все имеет две стороны. Простой пример. Если бы твой приятель Роси относился к тебе более дружески – он бросился бы к тебе на помощь.

– Он же не знал, как надо спасать провалившихся под лед! – вставил я, защищая Роси.

– Верно. И вы могли погибнуть оба. Об этом я и говорю, Тиккирей. В обычной жизни, безопасной и благоустроенной, чем добрее люди относятся друг к другу – тем лучше. Пусть даже человек рискует собой, бросаясь спасать тонущего ребенка, или страдает из-за неприятностей, случившихся с его другом! Это не страшно. Это на пользу обществу. Но для некоторых профессий… – Рамон не договорил. – Вот представь, Тиккирей. Ты попал в беду на Новом Кувейте. Тебе грозит смертельная опасность. Например – тебя распознали как нашего агента и решили публично казнить. В толпе стоит Стась. Он может попытаться тебя спасти. Шансов практически нет, несмотря на все способности фага. А у Стася – важнейшая информация, которую надо передать Императору. Что произойдет?

– Стась не предаст Империю, – сказал я. – Он не будет вмешиваться… он потом попереживает, и все.

Как-то мне стало не по себе от такой картинки! Будто я и впрямь стою на огромной площади в Аграбаде, на грубо сколоченном деревянном помосте, как в фильмах про старину. Стою со связанными за спиной руками, голый по пояс, а здоровенный палач с топором на изготовку кивает закрытой колпаком головой на потемневшую изрубленную колоду – ложись, подставляй шею… А в толпе – все возбужденные, привстают на цыпочки, глазеют на меня. И только один человек, Стась, не улыбается и не радуется происходящему.