Владимир Щербаков - Восточный конвой

Он аккуратно переложил все к себе, стопроцентно уверенный, что владельцу содержание сумки вряд ли уже когда-либо понадобится, а вот ему, Милову, - как знать. "Хотя, - прикинул он, - тащить такого бегемота, да еще при нынешней хромоте, вовсе не будет развлечением на лоне природы. Любишь кататься (за границу), - внутренне усмехаясь, подумал Милов, - люби и сумочки таскать, отнюдь не дамские..."

Закончив с инвентаризацией и присвоением чужого имущества, он позволил себе немного поразмыслить о житье-бытье.

Давай-ка сопоставим те немногие факты, что теперь известны. Как сказал сам раненый, он работает у старика. Он - классный водитель. И оказывается в этой яме. По его словам - хотел срезать уголок... Куда он направлялся? Если предположить, что туда же, куда держит путь и сам Милов? В таком случае очень возможно, что именно он и есть тот водитель, с чьей помощью Милову предстояло попасть в конвой и в паре с которым работать там.

"Надо надеяться, что он еще очнется. Все равно - придется ждать, пока не возникнет уверенности, что облава ушла достаточно далеко, а лучше погрузилась на машины и убыла к месту постоянного расположения. Что же переведем дыхание и подумаем, как действовать дальше... Если этот раненый действительно тот самый водитель, который должен был проникнуть в конвой, то, похоже, вся операция идет насмарку. И ежу ясно: если он не возьмет меня в машину, когда конвой пойдет к границе, то мне окна не найти и за неделю, и за месяц - если бы я даже располагал этой самой неделей, не говоря уже о месяце, а у меня осталось... осталось уже меньше трех суток всего. А если я не отыщу окна, мне нечего будет сообщить людям. Но если даже граница закроется (хотя и не верится в такую возможность), без своего человека в конвое не удастся получить контроль над машинами и грузом... Да, ничего нельзя было придумать хуже, чем выход из строя этого человека - или технета, работающего на Орланза, черт его разберет, кто он на самом деле... И возникла целая куча поводов для размышлений. Возможно, у старика в операции заняты и еще какие-то люди - там, на переднем, так сказать, крае, - но я их не знаю, и выходит, что рассчитывать можно только на самого себя. Черт, даже совета спросить не у кого - не у себя же самого, в самом деле... И тем не менее придется советоваться с собственной персоной - и обязательно что-нибудь придумать, иначе..."

4

(68 часов до)

Однако вместо составления плана на ближайшее время (что было бы вполне естественно) он почему-то углубился в воспоминания; хотя, может быть, это и являлось сейчас самым полезным. Постарался сосредоточиться, невзирая на боль в ноге - или, может быть, благодаря ей.

Он стал вспоминать о самом приятном из всего, что приходилось ему переживать за все дни - после второго звонка, прозвучавшего тогда в Москве. А именно: о встрече с Евой - встреча эта состоялась после того, как Милов категорически заявил, что в противном случае он ни о чем больше разговаривать не станет, ни за какое дело не возьмется и вообще - возьмет да и созовет пресс-конференцию.

В ответ на последнее предупреждение Хоксуорт иронически улыбнулся, но всего лишь на миг. А потом сказал:

- Хорошо. Будь по-вашему. Но только если вы согласитесь на определенные условия.

- Сначала хотел бы их услышать, - буркнул Милов.

- Нет ничего проще. Дело в том, что мисс Блумфилд совершенно не в курсе наших с вами планов. Она не имеет представления о том, что сюда вас пригласили мы. И не должна его иметь. Мы все сделаем, и она встретит вас. Однако у вас обоих сейчас плохо со временем. Так что свидание будет достаточно мимолетным.

- Интересно, как же я объясню ей мое появление?

- Очень просто. Вы очень хотели ее видеть - и приехали.

- На какие деньги?

- Сошлетесь на лекционный вариант.

- Я вовсе не желаю врать ей.

- А вы и не будете. Потому что то, чем мы просим вас заняться, и есть тот самый обмен опытом, за который мы готовы платить. Вряд ли она потребует уточнений...

- Вижу, что вы ее совершенно не знаете.

- Я хорошо ее знаю, хотя и не знаком лично. Однако ей будет просто некогда спросить. Об этом мы позаботимся.

- Только без шуток. - Милов постарался, чтобы в голосе прозвучала угроза.

- Разве мы похожи на шутников?..

Его отвезли в аэропорт, и он позвонил туда, где - как ему сказали она сейчас должна была находиться.

Она очень обрадовалась и одновременно огорчилась.

- О, так прекрасно, что ты приехал... и как жаль, что именно сейчас: у меня все забито, каждая минута на счету. Я даже не бываю дома... Придется тебе какое-то время пожить там в одиночестве.

- Не получится, - сказал он и объяснил, что ему предстоит прочитать курс лекций на Аляске.

- Так что потом, - сказал он. - Когда закончу.

- Ты рад? - спросила она.

- Ты знаешь.

- Не имеет значения, что знаю. Это надо повторять регулярно. Как арендную плату вносить. Они были уже на стоянке машин.

- Хочешь повести? - спросила она,

- Боже упаси. Пока не привыкну...

- Иногда ты бываешь крайне осторожен. К счастью, не в критические мгновения.

- Именно тогда я и бываю осторожен, - возразил Милов. - Хотя со стороны этого можно и не заметить. У тебя все та же машина.

- В этом году еще можно. В будущем, если все будет благополучно...

- Поезжай без лихости, пожалуйста, - попросил Милов. - У меня неблагоприятные предчувствия.

- Все равно я тебя люблю, - сказала Ева, выезжая на дорогу.

Он пробыл у нее меньше двух часов. Это было все время, какое они могли посвятить друг другу. Но и это было прекрасно. Хотя бы потому, что сейчас можно было об этом вспомнить и хоть немного и ненадолго расслабиться - перед тем, как снова завязать все силы узлом...

5

(67 часов до)

"Черт, - подумал Милов, сам прервав плавно усыплявшее течение своих же собственных мыслей. - Нет, больше я так не могу. Задохнусь. И почему это мудрецы этой страны, изготовляя своих андроидов, не наделяют их способностью противостоять процессу гниения? Недомыслие. Решили, наверное, что незачем выдумывать то, что природой и без того хорошо устроено. Остроумно, конечно, только нормальные машины, ломаясь, обходятся без такого несусветного аромата... Нет, будь что будет, а форточку я все-таки открою!"

Милов поднялся, покряхтывая. На мгновение включил фонарик, чтобы восстановить ориентирование, снова выключил и, сильно хромая, направился к скобтрапу. Придется лезть, черт бы их всех побрал, никуда не денешься.

Он и полез, и уже после первых движений понял, что задачка эта - на пределе его возможностей. Хватило опереться на больную ногу, чтобы уяснить, что на нее рассчитывать никак не получится - придется просто волочить ее за собой как бесполезный, но неизбежный груз. Для того чтобы перенести здоровую (пока) ногу на следующую скобу, он должен был каждый раз повисать и подтягиваться на руках, и уже в скором времени руки стали возражать против такого их употребления, угрожая совершенно отказать именно в тот миг, когда они по-настоящему понадобятся. Но другой возможности одолеть высоту не придумать было. Оставалось лишь одно средство: перевести все эти движения в автоматический режим, а думать в это время о чем-нибудь совершенно другом; тогда он рано или поздно все-таки доберется до заслонки, откроет ее и сможет хоть недолго подышать свежим воздухом.