Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Боскинья и епископ проводили их взглядом.

— Когда я проснулась утром, — сказала Боскинья, — я не думала, что лягу спать мятежницей.

— Я тоже не предполагал, что Глашатай будет нашим посланником к свинкам, — ответил епископ.

— Вопрос в том, — сказал дон Кристао, — простят ли нас когда-нибудь за это.

— Разве вы считаете, что мы совершили ошибку? — спросил епископ.

— Вовсе нет, — ответил дон Кристао. — Я думаю, что мы сделали шаг по направлению к чему-то подлинно грандиозному. Но человечество почти никогда не прощает истинного величия.

— К счастью, — сказал епископ, — человечество — не главный судья. А сейчас я хочу помолиться за этого мальчика, потому что, кажется, медицина достигла предела своих знаний.

Выясни, как стало известно, что Эвакуационный флот вооружен Маленьким Доктором. СРОЧНО! Затем, узнай кто такой этот Демосфен. Назвать Эвакуационный флот Вторым Ксеноцидом — определенно нарушение статей Кодекса об измене, и если УБК не может найти этот голос и заставить его замолчать — непонятно, зачем оно вообще существует.

Тем временем продолжай изучение файлов, полученных с Лузитании. С их стороны совершенно бессмысленно бунтовать только потому, что мы хотим арестовать двух ксенологов. В прошлом мэра не найдено ничего, что указывало бы на такую возможность. Если есть вероятность того, что произошла революция, я хочу знать, кто мог бы возглавить ее.

Петр, я знаю, что ты делаешь все, что можешь, как и я, как и все остальные; как, возможно, и жители Лузитании. Но я отвечаю за безопасность всех Ста Миров. На мне в сто раз большая ответственность, чем на Питере Гегемоне, а власти у меня в десять раз меньше. Не говоря уже о том, что мне далеко до такого гения, как он. Без сомнения, ты и все остальные были бы счастливы, если бы Питер был здесь, с нами. Я просто боюсь, что когда мы покончим с этим, нам понадобится еще один Эндер. Никто не хочет Ксеноцида, но если это случится, я должна быть уверенной в том, что имено те, другие ребята будут уничтожены. Когда дело доходит до войны, люди — это люди, а инопланетяне — инопланетяне. Все эти разговоры про раманов к черту, когда речь идет о нашем выживании.

Это тебя удовлетворяет? Ты веришь мне, когда я говорю, что я не слишком мягка? Давай и ты не будь слишком мягким. Нужно добиться результатов, и побыстрее. С наилучшими пожеланиями, Бава.

Хьюмэн вел всех через лес. Свинки легко взбегали на горки и спускались с них, перебирались через ручей, через густой кустарник. Хьюмэн же превратил это в спектакль, забираясь на одни деревья, касаясь других, разговаривая с третьими. Другие свинки вели себя более сдержанно, только изредка присоединяясь к нему в этих эскападах. И только Мандачува держался вместе с людьми.

— Зачем он это делает? — спросил тихо Эндер.

На мгновение Мандачува был озадачен. Уанда объяснила, что Эндер имел в виду.

— Зачем Хьюмэн залезает на деревья, трогает их и поет?

— Он поет о третьей жизни, — ответил Мандачува. — Очень плохие манеры. Он всегда был глупым эгоистом.

Уанда удивленно взглянула на Эндера, затем опять на Мандачуву.

— Я думала, все любят Хьюмэна.

— Большая честь, — сказал Мандачува. — Он умен.

Затем Мандачува ткнул Эндера в бок.

— Но в одном он глуп. Он думает, что ты окажешь ему честь. Он думает, что ты дашь ему третью жизнь.

— Что такое третья жизнь? — спросил Эндер.

— Дар, который Пипо оставил себе, — ответил Мандачува, пошел быстрее и догнал остальных свинок.

— Ты что-нибудь поняла? — спросил Эндер Уанду.

— Я никак не могу привыкнуть к тому, что вы задаете им прямые вопросы.

— Я не получаю прямых ответов, не так ли?

— Мандачува рассердился, и это что-то значит. Если он зол на Пипо, это тоже интересно. Третья жизнь — дар, который Пипо оставил себе. Я думаю, все выяснится.

— Когда?

— Через двадцать лет. Или двадцать минут. В этом вся привлекательность ксенологии.

Эла тоже прикасалась к деревьям, иногда к кустам.

— Только один вид деревьев. И кусты все одинаковые. И эти лианы на деревьях. Уанда, ты когда-нибудь видела в лесу другие виды растительности?

— Нет, не замечала. Правда, я и не смотрела. Лиана называется мердона. Червяки-мачос питаются ею, а свинки едят мачос. Мы научили их есть корень мердоны. До амаранта. Так что в пищевой цепочке они опустились ниже.

— Смотрите, — прервал ее Эндер.

Все свинки остановились, спиной к людям. Через несколько секунд Эндер, Уанда и Эла догнали их. Впереди было довольно большое пространство, залитое лунным светом. Трава была вытоптана. По краям поляны стояло несколько бревенчатых домов, а середина была пустой, за исключением единственного огромного дерева, самого большого из всех, которые они видели в лесу.

Казалось, что ствол дерева шевелится.

— Это мачос ползают по нему, — проговорила Уанда.

— Нет, не мачос, — сказал Хьюмэн.

— Триста двадцать, — сообщил Мандачува.

— Маленькие братья, — пояснил Эрроу.

— И маленькие матери, — добавил Капс.

— И если ты навредишь им, — предупредил Листоед, — мы убьем тебя просто так, не посадив, и сломаем твое дерево.

— Мы им не навредим, — заверил Эндер.

Свинки не двигались. Они ждали и ждали, пока наконец кто-то не зашевелился возле самого большого дома, почти напротив них. Это была свинка, правда, больше, чем все, которых они до сих пор видели.

— Жена, — пояснил Мандачува.

— Как ее зовут? — спросил Эндер.

Свинки повернулись и уставились на него.

— Они не говорят нам своих имен, — сказал Листоед.

— Если у них вообще есть имена, — фыркнул Чашка.

Хьюмэн притянул к себе Эндера и зашептал ему на ухо:

— Мы называем ее Крикливая. Но только если никто из жен не слышит.

Самка посмотрела на них и пропела — больше никак нельзя было охарактеризовать ласкающий слух поток слов — предложение или два на «языке жен».

— Она зовет тебя, — перевел Мандачува. — Тебя, Глашатай.

— Одного? — спросил Эндер. — Я бы предпочел пойти с Уандой и Элой.

Мандачува громко сказал что-то на «языке жен» булькающим голосом, который нельзя было сравнивать с музыкальным голосом самки. Крикливая ответила еще одной короткой песней.

— Она говорит: «Конечно», — сообщил Мандачува. — Она говорит: «Они же тоже самки, так ведь?». Она не очень разбирается в различиях между людьми и нами.

— И еще, — сказал Эндер. — Нужен кто-то из вас для перевода. Или она говорит на старке?

Мандачува передал просьбу Эндера. Ответ был коротким, и Мандачуве он не понравился. Он отказался переводить его, но Хьюмэн объяснил: