Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Скажи, чтобы она отказалась от своей угрозы, или мы ничего больше ей не дадим.

— Но я же говорю, Глашатай, это не значит…

— Она сказала эти слова, и я не буду разговаривать с ней, пока она от них не откажется.

Хьюмэн обратился к Крикливой.

Она вскочила и прошла вокруг дерева, высоко подняв руки, с громкой песней.

Хьюмэн наклонился к Эндеру.

— Она жалуется великой матери и всем женам, что ты — брат, не знающий своего места. Она говорит, что ты — грубиян, с которым невозможно разговаривать.

Эндер кивнул.

— Да, это так и есть. Наконец-то мы начинаем в чем-то соглашаться.

Жена вновь присела напротив Эндера. Она заговорила на «языке братьев».

— Она говорит, что никогда не будет убивать людей и не позволит другим женам и братьям убивать вас. Она говорит: «Напомни ему, что он в два раза выше любого из нас, он знает все, а мы не знаем ничего». Достаточно ли она унизилась, чтобы ты начал говорить с ней?

Крикливая смотрела, мрачно ожидая его ответа.

— Да, — сказал Эндер. — Можно начинать.

Новинья стала на колени рядом с кроватью Миро. Ким и Ольгадо стояли позади нее. Дон Кристао укладывал Куару и Грего в детской. Тихий звук его голоса, поющего колыбельную, был едва слышен за мучительным звуком дыхания Миро.

Глаза Миро открылись.

— Миро, — позвала Новинья.

Миро застонал.

— Миро, ты дома, в постели. Ты перелезал через ограду, когда та была под напряжением. Теперь доктор Навио говорит, что твой мозг поврежден. Мы еще не знаем, насколько необратимо это повреждение. Ты можешь остаться частично парализованным. Но ты жив, Миро, и Навио говорит, что он может сделать многое, чтобы помочь тебе восстановить утраченные функции. Ты понимаешь? Я говорю правду. Некоторое время может быть очень плохо, однако стоит попробовать.

Он тихо застонал, но не от боли. Похоже, он пытался говорить, но не мог.

— Миро, ты можешь шевелить челюстью? — спросил Ким.

Миро медленно открыл и закрыл рот.

Ольгадо поднял руку над головой Миро и пошевелил ей.

— Можешь водить глазами?

Глаза Миро последовали за рукой. Новинья сжала руку Миро.

— Ты чувствуешь, что я держу твою руку?

Миро что-то простонал.

— Закрой рот, если хочешь сказать «нет», — сказал Ким, — и открой, если «да».

Миро закрыл рот и сказал: «М-м-м».

Новинья была в отчаянии; она пыталась ободрить Миро, но все равно, это было самое ужасное из всего, что случалось с ее детьми. Когда Лауро лишился глаз и его стали называть Ольгадо (она ненавидела это прозвище, но сама пользовалась им), она думала, что хуже быть не может. Но видеть Миро парализованным и беспомощным — он даже не чувствовал, как она касалась его руки, — этого она не могла снести. Она помнила свое горе, когда умерли Пипо и Либо, и огромную жалость после смерти Маркао. Она даже помнила ноющую пустоту, которую она испытала, когда смотрела, как ее родителей опускают в могилу. Но не было боли хуже, чем видеть страдания своего ребенка и не иметь возможности помочь.

Она встала и хотела выйти, чтобы плакать там, где Миро не увидит и не услышит ее.

— М-м. М-м. М-м.

— Он не хочет, чтобы ты уходила, — пояснил Ким.

— Я останусь, если ты хочешь, — сказала Новинья. — Но ты должен поспать. Доктор Навио сказал, что чем больше ты будешь спать…

— М-м. М-м. М-м.

— Спать тоже не хочет, — сказал Ким.

Новинья хотела прикрикнуть на Кима, сказать ему, что и сама прекрасно все слышит, но сдержалась. Сейчас было не до ссор. К тому же именно Ким придумал систему, с помощью которой Миро давал ответы. Он имел право гордиться, даже считать себя голосом Миро. Так он доказывал, что он все еще часть семьи, что он не собирается покидать их, несмотря на то, что он услышал сегодня на площади. Так он показывал, что прощает ее, и поэтому она промолчала.

— Может быть, он хочет что-то сказать? — предположил Ольгадо.

— М-м.

— Может, спросить что-то? — сказал Ким.

— М-м. А-а.

— Отлично, — сказал Ким. — Руки не шевелятся, значит, писать он не может.

— Sem problema, — проговорил Ольгадо. — Можно поднести его к терминалу, я сделаю так, чтобы терминал показывал все буквы, и Миро надо будет просто сказать «да», когда он покажет нужную букву.

— Это слишком медленно, — возразил Ким.

— Хочешь попробовать, Миро? — спросила Новинья.

Он хотел.

Втроем они отнесли его в гостиную и положили на кровать. Ольгадо написал программу, которая поочередно высвечивала все буквы алфавита. Потребовалось некоторое время, пока они не отрегулировали скорость — достаточно медленно для того, чтобы Миро успевал указать на свою букву до того, как зажигалась следующая.

Миро, в свою очередь, сокращал свои слова, чтобы сберечь время.

«С-В-И…».

— Свинки, — догадался Ольгадо.

— Да, — сказала Новинья. — Почему ты полез через ограду за свинками?

— М-м-м-м-м!

— Он задает вопрос, мама, — сказал Ким. — Он не хочет отвечать.

— А-а.

— Ты хочешь знать о свинках, которые были с тобой, когда ты полез через ограду? — спросила Новинья. Да, он хотел. — Они вернулись в лес, а с ними пошли Уанда и Эла и Глашатай Мертвых.

Она быстро рассказала ему о совещании в палатах епископа, о том, что они узнали о свинках и, прежде всего, что они решили делать.

— Когда они, чтобы спасти тебя, отключили ограду, это и было решением восстать против Конгресса. Ты понимаешь? Законы комитета больше не действуют. Ограда сейчас просто подставка для проводов. Ворота теперь будут постоянно открыты.

В глазах Миро появились слезы.

— Это все, что ты хотел узнать? — спросила Новинья. — Ты должен спать.

«Нет, — сказал он. — Нет-нет-нет».

— Подожди, его глаза очистятся, — попросил Ким, — и мы продолжим.

«С-К-А-Ж-И Г-Л-А…».

— Сказать Глашатаю, — расшифровал Ольгадо.

— Что надо сказать Глашатаю? — спросил Ким.

— Спи, потом расскажешь, — сказала Новинья. — Его не будет еще долго. Он вырабатывает вместе со свинками новые законы. Чтобы они не убивали больше людей, как Пипо и Л… твоего отца.

Но Миро не хотел спать. Он продолжал по буквам составлять свое сообщение. Втроем они наконец поняли, что он хочет передать Глашатаю. И они поняли, что он хочет, чтобы они отправились немедленно.

Тогда Новинья оставила дона Кристао и дону Кристу следить за домом и маленькими детьми. Перед уходом она остановилась возле постели старшего сына. Глаза его были закрыты, он ровно дышал. Она прикоснулась к его руке, взяла ее в свои, сжала; она знала, что он не чувствует, но она теперь хотела успокоить себя, а не его.

Он открыл глаза. И она почувствовала, как его пальцы нежно сжали ее руку.

— Я чувствую, — прошептала она ему. — Все будет хорошо.

Он закрыл глаза. Она встала и, ничего не видя, прошла к двери.

— Что-то попало мне в глаз, — объяснила она Ольгадо. — Проводи меня немного, пока я не смогу видеть.