Кир Булычев - Последние драконы

— Мы полагаем, — сказал тогда Милодар, — что это — величайшее открытие двадцать первого века, но вопрос о присуждении Нобелевской премии профессору Ахмету Гродно временно отложен, так как не решена степень секретности открытия.

— Но при чем секретность? — не сообразил Второй министр.

— Неужели, — ответил Милодар, — любой человек в Галактике не пожелает заглянуть в память своего деда, своего далекого предка, прочесть его мысли и овладеть его знаниями, которые, как все полагают, сгнили в могиле вместе с ним?

— Да, — согласилось Лицо, — соблазн очень велик, и можно страшно разбогатеть на этом.

— Ах, что нам в богатстве! Но вы не поняли еще, какую власть мы сможем обрести над миром! — воскликнула Пегги, спрыгнув с эстрады и чуть не проткнув министра острым, словно деревянным носом. — Разве вы забыли, сколько гениев умерли, не успев поделиться с человечеством своими мыслями, сколько великих изобретений погибло при катастрофах, в концлагерях или войнах! Вы должны знать, что на каждое изобретение, на каждое открытие, на каждую гениальную идею в мире была тысяча идей, открытий, мыслей, которые по той или иной причине не были высказаны. Неужели вы не понимаете, что, собрав и осуществив эти мысли, мы совершим такой скачок вперед…

Пегги закашлялась, а Милодар закончил за нее:

— И это может плохо кончиться для человечества. Кто знает, сколько нужно нам гениальных изобретений и мыслей, а сколько окажутся лишними? А что, если Природа бережет нас от перегрева? А что, если цивилизация лопнет от излишнего знания?

И Милодар произнес эти слова с такой искренней горечью, что все остальные не посмели ничего сказать — все молчали.

— К тому же, — нарушила наконец молчание Пегги, — операция эта длительная, сложная, и опасности, о которых говорит комиссар Милодар, находятся в отдаленном будущем. А Нобелевскую премию нам не дают из-за жалких интриг, которых не чужд и ИнтерГпол.

Все посмотрели на Милодара. Он отмахнулся от обвинения, как от мухи, и миролюбиво попросил Пегги:

— Расскажите нашим гостям, как происходит активизация памяти предков. И какая от этого может быть польза в их поисках.

— Вот именно, — сказало Лицо. — Именно этот вопрос я хотел задать.

— Наш профессионализм заключается в том, — подытожил Милодар, — что мы знаем, какой вопрос, когда и кому задать.

— Тогда и объясните нам, — попросил Второй министр, — зачем нас сюда пригласили.

— И, в частности, зачем было нужно меня топить, — добавила Кора.

Пегги поглядела на Милодара, комиссар кивнул, и девушка повела их в соседнее помещение.

Соседнее помещение оказалось громадным, но низким залом, в котором располагалась аппаратура, в основном скрытая под кожухами и за экранами. Так что снаружи оставались ящики, дисплеи и некоторое число кнопок, не считая солидного прозрачного гроба для Спящей Красавицы, к которому Пегги и подвела гостей.

— Все происходит просто, — сообщила она. — Гененавт всего-навсего ложится в саркофаг.

— Разве нельзя было подобрать нейтральное слово? — спросила Кора, которая заподозрила, что в саркофаг будут класть именно ее, а она не терпела, если ее клали в саркофаг, даже если при этом обзывали гененавтом.

— Не бойтесь, — съязвила Пегги, — принцы не будут приставать к вам с поцелуями.

— Слава богу!

— Девочки, девочки! — остановил их Милодар. — Мы присутствуем при эпохальном эксперименте.

— Это вы присутствуете, а я лежу в саркофаге! — втуне огрызнулась Кора.

— Продолжайте, — произнес Второй министр голосом и тоном Милодара.

— Саркофаг наполняется особым газом…

— Еще чего не хватало! — вырвалось у Коры.

— Если ты будешь шуметь, мы подберем другого агента, — сказал Милодар. — Ты отказываешься от самого счастливого шанса в жизни. Через час ты можешь встретиться со своей бабушкой.

— Больше того! — поддержала Милодара краснокудрая лаборантка. — Вы станете своей бабушкой — ваш мозг сольется с ее мозгом. В этом и есть смысл нашей установки! Следуя в прошлое, вы будете становиться как бы паразитом мозга ваших предков. Ведь они в самом деле живы в вас! Каждый бит информации, который находился в мозгу вашего дедушки, живет и в вашем мозгу. Мы научились будить эту информацию.

— Но почему я тогда не могу без приборов помнить о том, что знал мой дед?

— Да потому, что ваш мозг мгновенно лопнет, не в силах вместить всю ожившую информацию! Неужели вы не понимаете?! — Пегги была возмущена.

— Теперь поняла.

— Ваш мозг защищен от безумия именно забывчивостью. То есть ничто в природе не пропадает, но все забывается, чтобы живые не сходили с ума от памяти и страданий мертвецов.

Оба эпидаврийца захлопали в ладоши — так им понравилась краткая речь Пегги. Девушка зарделась, и щеки ее стали одного цвета с волосами.

— Зайдите после эксперимента ко мне, — сказал Милодар. — Мы подыщем вам место в ИнтерГполе.

— Я не хочу работать в ИнтерГполе и стать полицейской ищейкой, — мягко возразила девица, чем повергла Милодара в шок. — Лучше я получу скромный процент от Нобелевской премии.

Милодар молчал и этим дал возможность Пегги закончить объяснение:

— Мы погружаем вас в физиологический раствор, чтобы полностью отрезать от мира, чтобы ни одно постороннее возмущение к вам не проникло. Это слишком опасно. В полной тишине, в полной оторванности от мира вы сначала войдете в мозг своей матери…

— Или отца?

— Это сложнее, — призналась Пегги. — Как правило, генетическая память женщин передается по женской линии, мужчин — по мужской.

— А если линия обрывается?

— Пока мы не можем помочь… но в будущем добьемся восстановления через боковые линии родственников.

— Не отвлекайтесь, — попросило Лицо.

— Пока вы будете пребывать в саркофаге, — продолжала Пегги, — и частицы памяти вашей матери будут пробуждаться в вас, мы сможем контролировать этот процесс приборами.

— Вы тоже увидите мою маму?

— Нет, но мы будем знать, когда вы с ней находитесь в контакте.

Кора подняла ладонь, как бы испрашивая слова.

— Кажется, я вас поймала на ошибке.

— Нас нельзя поймать. Эта система испробована и абсолютно безопасна для испытуемого. Для спящей красавицы, как мы называем… вас.

— Но я же не могу пролежать в саркофаге восемьдесят лет, если столько лет было моей прабабушке, когда она умерла.

Пегги снисходительно улыбнулась.

— Мы уже слышали это возражение, — сказала она. — И вот что я вам отвечу: представьте себе самый обычный древний магнитофон.

— Представили, — ответил за Кору Второй министр.

— Вы можете воспроизводить на нем музыку. А можете быстро перематывать пленку.

— Все понятно, — сказала Кора. — Вы начинаете воспроизведение в нужный вам момент.