Кир Булычев - Последние драконы

На бал Кора оделась тщательно, опустошив свой большой чемодан. Ей надо было поразить здешнее высшее общество — недаром перед отлетом она проштудировала модные журналы на Нью-Гельвеции и заказала в хозуправлении ИнтерГпола несколько нарядов. Сегодняшний должен перещеголять экстравагантностью любое одеяние на императорском балу.

Гим привез ее на бал и тут же исчез — умчался что-то улаживать, и Кора имела время осмотреться и показать себя избранному обществу. Удар тишины и последующая волна шума, прокатившаяся по залу, доказывали, что она попала в точку. Глухие удары тел о паркет и тихие крики свидетельствовали о нескольких обмороках, вызванных приступами тяжелой зависти.

Танцевальный зал дворца был высок, этажа в три, и длинен, но с боков стиснут двумя рядами мраморных колонн. На балконе в торце зала размещался оркестр. Зал был освещен электрическими лампами. Ламп было много, но они все время перегорали и лопались, отчего в зале царила новогодняя атмосфера хлопушек и конфетти — осколки лампочек сыпались сверху на высокие прически и обнаженные плечи придворных дам.

Кора пошла вперед по открытому пространству в центре зала — туда не смел ступить ни один из гостей. Кора понимала, что нарушает некие незыблемые правила этикета, но именно к подобным нарушениям она и стремилась.

Вокруг Коры шумели придворные, кривились недовольные женские лица, пахло пудрой, потом и одеколоном, мужчины пожирали глазами украшенные золотыми бабочками обнаженные плечи и бедра прилетной красавицы.

Император, который вошел в зал как раз следом за Корой, увидел ее издали, потому что все склонились в глубоком поклоне, а Кора, не знавшая, что надо склоняться, осталась стоять, как сигнальный столб высотой в сто восемьдесят сантиметров. Кроме того, нарушив по крайней мере дюжину строжайших установлений и правил, Кора помахала императору прекрасной ручкой, охваченной вместо браслетов совершенно как живыми роботогадюками, и крикнула:

— Привет, Дуагим! Вы послали телеграмму в Махачкалу?

Император, натянуто улыбаясь, широкими шагами пересек замерший зал и, подойдя к Коре, возмущенно зашипел:

— Спасибо, что хоть на «ты» не обратилась! За хамство тебя положено четвертовать.

— Тогда вы наверняка проиграете пари, — ответила Кора, лучезарно улыбаясь. Так лучезарно, что даже в злобной душе императора что-то дрогнуло.

— Первое танго за мной, — сказал он, отмахиваясь от золотых бабочек, которые восседали на плечах Коры и время от времени, будто собираясь улететь, начинали взмахивать крыльями, усеянными маленькими алмазами.

Когда император, сдержав слово, пригласил Кору на первое танго, она все же повторила вопрос:

— А как с телеграммой?

— Пошлю, пошлю, — отмахнулся император. — А твои змеи не кусаются?

— Зачем же я буду истреблять своих поклонников? — удивилась Кора.

— А если бы я не был поклонником?

— Тогда и посмотрим, ваше величество, — ответила Кора.

— Тогда я не буду рисковать. А как проходит ваше расследование?

— Отвратительно, — призналась Кора. — Мне не с кем поговорить о преступлении.

— Говорите со мной.

— Вы не скажете правды.

— Я поклялся не лгать вам, — ухмыльнулся император.

Кора чувствовала уколы враждебных глаз — сотни людей смотрели на нее и мысленно готовили ей гибель. Она была вызовом всей женской половине придворного человечества.

Танцевал император плохо, грубо, по-солдатски. Коре приходилось думать о том, как бы вовремя убрать ногу из-под его сапога. Наконец танго кончилось. Император отвел Кору к полке с прохладительными напитками и взял себе высокий бокал, забыв угостить гостью.

— Эй! — крикнул император. — Ирациум, пес паршивый! Иди сюда.

От небольшой группы придворных, напряженно наблюдавших за императором, отделился прямой в спине, четкий, выглаженный и тщательно причесанный господин. Подойдя к императору, он низко поклонился.

— Вот кто тебе нужен, — сказал император. — Это советник Ирациум, бывший секретарь моего дяди. Ирациум, расскажи даме из ИнтерГпола все, что ты знаешь об убийстве своего шефа.

— Убийство его величества императора было совершено заговорщиками с Земли, — ответил советник. Каждое движение его губ было экономным и размеренным. Размеренность была главным качеством господина Ирациума. — Я надеюсь, что это злодеяние не останется безнаказанным.

Советник обернулся к императору, словно ожидая похвалы. Так оборачивается пудель к дрессировщику. Глаза советника были испуганные.

— Молодец, продолжай, — сказал император и обернулся к Коре, пояснив: — После смерти моего дяди этот старый идиот остался без работы. А я так и не решил, дать ему пенсию или пускай проживает наворованное.

Император громко засмеялся, и, не зная, в чем причина смеха повелителя, многочисленные гости разразились хохотом.

— Да помолчите вы! — Император обернулся к хохочущему залу и замахал руками, стараясь его унять. Кора почувствовала, как тонкие сухие пальцы советника дотронулись до ее руки. Она приняла у него свернутый в горошину листок бумаги и незаметно заложила его за браслет. Змея блеснула алмазным глазом.

— Мне больше нечего сообщить следствию, — сказал советник Ирациум, когда смех улегся и император снова обратил к нему строгий взор.

— Хорошо, иди.

Император поднял руку, и, подчиняясь этому жесту, сквозь толпу к ним приблизился адъютант Гим.

Император сказал Коре:

— Как видишь, ничего нового тебе от придворных не узнать. Весь мой народ убежден в том, что виноваты твои соотечественники. Я думаю, что в твоем докладе ты сообщишь об этом.

— Посмотрим, император, — сказала Кора.

— Тогда иди в гостиницу. Гимочка тебя проводит.

Император потрепал красавца по курчавой голове.

— Я хотела бы еще повеселиться, — сказала Кора. — Я так редко бываю на балах.

— Хорошо, разрешаю тебе протанцевать три танца с моим Гимом.

Император ущипнул взвизгнувшего от радости адъютанта, потом ущипнул взвизгнувшую от боли Кору и, довольно смеясь, покинул зал.

Пока оркестр играл бурный местный танец, в котором кавалер и дама должны были по очереди подкидывать партнера кверху (что удавалось далеко не всем), Кора спросила у Гима, где находится дамский туалет.

Тот смутился и покраснел. Оказывается, вопросы такого рода — страшное табу. Женщина на Нью-Гельвеции скорее умрет, погибнет от разрыва мочевого пузыря, чем опустится до такого вопроса.

Так что Гим мог лишь зажмуриться и показать пальцем общее направление.

В том направлении Кора и упорхнула. Публика расступалась перед ней, и она неслась по живому коридору, как Золушка, убегая с бала.

В тесном и неблагоустроенном женском туалете Золушка уединилась в кабинке и развернула записку, написанную крошечными буквами на папиросной бумаге.