Владимир Ильин - Критерий отбора

…Лучше так. Разработчики марсианского проекта сочли, что обычный человек не выдержит физических и психологических нагрузок, связанных с многолетним пребыванием на Марсе, и решили направить туда под видом людей киборгов. И ничего невероятного тут нет. Уж если нашим ученым удалось создать такого компьютерного гения, как «Кассандр», то где гарантия, что в секретных лабораториях не был изготовлен вполне функциональный киборг, внешне ничем не отличающийся от человека? Кстати, этим может объясняться и особый состав воздуха в модуле. Мне сказали, что он почти на сорок процентов состоит из аргона. А может, там - углекислый газ, как на Марсе, чтобы киборги могли работать на красной планете без скафандров?

Дальше моя фантазия понеслась галопом.

…Естественно, возвращать киборгов на Землю никто не планирует. Иначе мир узнает, каким грязным способом русские решили осваивать другие планеты. Но киборги догадались, что их собираются обмануть, и в знак протеста решили отомстить хозяевам самым эффективным, по их мнению, способом - уничтожить друг друга. Ведь предусмотрительные конструкторы встроили в их мозг мощные блоки самосохранения…

Я потерял на эту белиберду несколько часов. В творческом угаре я даже начал делать наброски. Но внезапно в мою голову вломилось вполне здравое сомнение.

Если бы в проекте действительно были задействованы киборги, то почему Тюбин умолчал об этом? Или это - секретная информация, не для моих глаз? Но ведь дал же он мне документы, которые слишком важны, чтобы доверять их первому попавшемуся писателю-фантасту!.. А что если Институт просто проверяет на прочность маскировку киборгов под людей? Может, эта детективная история о «первом преступлении на Марсе» имеет целью посмотреть, смогут ли «консультанты» разгадать нечеловеческую сущность испытуемых?

Но такой опыт надо было проводить прежде, чем запускать киборгов в испытательный модуль. Не вяжется это всё…

Стоп! Вот на чем тебе надо сосредоточиться, сказал я себе. Подумай: не слишком ли много странностей в этом деле?

Во-первых, ни в какие ворота не лезет то, что участников эксперимента заставили четыре года торчать взаперти ради испытания их психологической совместимости, чтобы потом они провели вместе еще целых восемь лет. Такой маразм мог придумать лишь тот, кто ничего не знает о службе на атомной подводной лодке и о жизни в холостяцком общежитии дальнего военного гарнизона!..

Во-вторых, почему комп-предсказатель не давал исчерпывающих прогнозов: кто, как и почему?.. Не хватило электронных мозгов? И почему его самого не исследовали на этот предмет? Ведь в материалах дела об этом не сказано ни слова.

И наконец, что отложилось в моем подсознании во время просмотра видеозаписей?..

Я воткнул один из дисков в «сиди-ром» и стал наугад воспроизводить отдельные эпизоды прогнозов «Кассандра». По сути, это был поиск пресловутой иголки в стоге сена.

Однако, как известно, чем глупее исходная идея, тем больше шансов на успех. И я нашел то, что искал.

Это был прогноз по группе «3», согласно которому ей суждено превратиться в лед из-за «разгерметизации» модуля (роль марсианской разреженной атмосферы за бортом выполнял какой-то холодильный газ). За два дня до этого экипаж благополучно вернется на станцию после первого ночного выхода на поверхность Марса. Я смотрел, как исследователи, оживленно переговариваясь, снимают скафандры и прочую амуницию. Мое внимание привлек пилот. В отличие от других, он вел себя явно заторможенно. Вот командир группы о чем-то спрашивает его. Пилот отвечает. Его слова заставляют всех на мгновение замереть, будто в немой сцене «Ревизора». Однако это оцепенение длится всего секунду. Потом экипаж дружно хохочет, да и сам пилот тоже улыбается. Правда, немного вымученно…

Больше в эту ночь ничего аномального, кажется, не происходит. На следующий день - тоже. Сплошная рутина. Пилот в порядке. Только часто о чем-то задумывается. И еще его почему-то постоянно тянет к экранам внешнего обзора…

Что же все-таки должно произойти во время той вылазки?

Я перемотал запись назад.

Комп-прогноз показывает, что ничего особенного в поведении испытуемых в ходе наружной работы не происходит. Вот они берут пробы грунта. Вот монтируют какой-то прибор, отойдя от станции на несколько метров. Вот ведут съемку с помощью специальной видеокамеры. Кстати, в роли оператора выступает не кто иной, как пилот… В какой-то момент он неуклюже поворачивается так, что его слегка заносит, и объектив камеры нацеливается куда-то вверх. Пилот замирает на несколько секунд, потом опускает камеру и вертит головой по сторонам. Шлем мешает рассмотреть его лицо. А командир делает знак, что можно возвращаться…

Я вышел покурить на балкон.

Было уже часа три ночи, и заснеженный город спал.

Я жадно глотал табачный дым, не чувствуя его горечи, и глядел в темное небо. Оно было затянуто низкой облачностью - ни звезд, ни луны. Ни тем более Марса. Но я знал, что он - где-то там…

Потом я вернулся в комнату и открыл «Word». Слова словно сами выпрыгивали на экран, и я едва успевал исправлять опечатки, которые то и дело возникали в результате высокой скорости набора текста.

На этот раз Тюбин принял меня не в «военно-полевой лаборатории», а в обычном кабинете со всеми положенными атрибутами в виде приемной, большого стола из массива красного дерева и миловидной секретарши в короткой юбочке.

И «забирать» меня на проходную выходил уже не он сам, а молодой парень в белом халате поверх джинсового костюма и с повадками профессионального хирурга.

- Чай, кофе? - предложил Тюбин, когда мы уселись друг напротив друга за аэродромным столом.

- Нет, спасибо, - отказался я, не без труда извлекая из сумки папку.

- Ни фига себе! - простодушно поразился Тюбин. - Это вы такое заключение накатали?

- Ну что вы, Филипп Сергеевич, неужели я похож на графомана?.. Это я возвращаю вам материалы по эксперименту.

- А заключение где? - хищно прищурился Тюбин.

Я молча протянул ему прозрачную папку с несколькими листами. Тюбин впился взглядом в первую страницу.

- Но ведь это же… - вскоре пробормотал он, вскинув на меня глаза из-под опухших век.

- Я хочу, чтобы вы прочли это. Думаю, много времени у вас это не займет…

Вообще-то, я не люблю, когда в моем присутствии читают мои тексты. Ощущение голого среди волков, как выразился один немецкий писатель.

Но сейчас был особый случай. Мне хотелось понаблюдать за реакцией своего собеседника, который вряд ли был способен по-актерски искусно владеть своей мимикой.

Это был рассказ от первого лица. Назывался он «Первая марсианская бойня» и начинался фразой: «В отличие от других учреждений, тут не практиковали разовых пропусков». В нем почти достоверно описывалась моя работа на Институт. Только Тюбин там превратился в Рюмина. И я не рискнул называть, даже в измененном виде, фамилии участников эксперимента.