Фёдор Чешко - Как лист увядший падает на душу

Я, конечно, не буду убивать Пашку прямо, с порога, вдруг. Нет, я с ним говорить стану, долго, сколько понадобится, чтобы понять: не ошибся. Или ошибся. Господи, если ты все-таки есть, - помоги, пусть окажется, что я ошибаюсь, что не Пашка сделал эту гнусность...

Он открыл только на пятый или шестой звонок - всклокоченный, недовольный, на заспанном мятом лице краснеет след от подушки. Видать, крепко спалось, безмятежно и сладко... Я ничего ему не сказал. Я молча взял его за майку, протащил на вытянутой руке сквозь всю квартиру и с маху усадил на разворошенную кровать. Потом вернулся и запер дверь. Потом тщательно - от кухни до сортира - осмотрел пашкино логовище. Порядок, никого кроме хозяина здесь не было, да и быть не могло, конечно. Когда я снова вошел в комнату, Пашка был уже в штанах и, сидя за письменным столом, бессмысленно пялился на будильник. Услышав мои шаги, он поднял голову:

- Он что, стоит? Который час?

Некоторое время я молчал. Я не мог понять: притворяется он, или настолько уверен в своей безнаказанности? Потом спросил:

- Ты знаешь, зачем я пришел?

Он помотал головой:

- Сначала я было решил, что ты проходил мимо и внезапно захотел в туалет. Но теперь вижу, что для подобных визитов еще рановато... - он с силой растер ладонями лицо, глянул уже осмысленно, тревожно:

- Что-то случилось?

- Случилось, - я швырнул на стол брошку. - Узнаешь?

Да, он ее узнал. Он резко наклонился, вглядываясь, а когда поднял глаза... Это уже не были глаза поднятого среди ночи с постели друга Пашки. Эти глаза были жесткими, что-то чужое зрело в них, ледяное, недоброе...

Я изо всех сил старался, чтобы мой голос не задрожал, не сорвался на истерический визг:

- Ну? Ты все понял?

- Да, - Пашка не говорил - каркал. - Кажется, все.

Я до боли в пальцах впился в жесткую рукоять, потянул ее из кармана:

- Вот так, Паша. Сейчас ты получишь то, что тебе причитается...

Он злобно ощерился:

- Это тебе не поможет. За все ответишь.

- Отвечу, Паша, - губы плохо слушались меня, их, будто судорога, свела брезгливая гримаса. - Но сейчас твоя очередь отвечать. За себя я бы пальцем тебя не тронул, поверь. Но за то, что ты с Машкой сделал...

- С Машей?! Что-то случилось с Машей?! - он вскинулся было, но я швырнул его обратно на стул, заскрипел зубами:

- Поздно, Пашенька, затеял шкуру спасать. Не выйдет уже. А с Машей... сейчас я тебе расскажу, что с ней случилось...

И я рассказал. Глядя в упор в его ширящиеся зрачки, пристукивая по столу негнущимися, будто окостеневшими пальцами, я бешено выплевывал ему в лицо все то, что недавно уяснил для себя. Он не перебивал, его бегающие глаза то взглядывали на меня, то утыкались в полированную столешницу, в солнечно отблескивающую на ней брошь.

И когда я закончил, когда рванулась уже из кармана моя вцепившаяся в пистолетную рукоять ладонь, он произнес то единственное слово, которое могло меня остановить. Он сказал:

- Дурак.

А потом добавил:

- Ты не спеши так, пришить меня всегда успеешь. Сначала скажи: эту, вот именно эту брошь ты когда-нибудь у Маши видел? Я отрицательно помахал головой, и он усмехнулся - мрачно этак, невесело:

- Тогда с чего ты взял, что это ее брошь?

Я так и сел. А в действительности, с чего это я взял? Мало что ли на свете кленовых листиков?

А Пашка уже и не смотрел на меня. Сперва он брошь со всех сторон изучал, потом его вдруг заинтересовала столешница - так заинтересовала, что даже лупу достал. Закончив свои исследования, Паша сунул эту самую лупу мне, поманил пальцем: смотри. И подсунул мне сначала навсегда запечатлевшийся в металле отпечаток чьего-то пальца, а потом показал на полированной столешнице след моего собственного, перемазанного оружейной смазкой. Ну то-есть как две капли воды. Я ведь художник, я сразу такое вижу...

- П-почему?.. - вот и все, что я смог выдавить из мгновенно осипшей глотки.

Паша желчно осклабился.

- Ах, объяснения потребовались? Но ведь это же, кажется, ты собирался все объяснить и даже приговор вынести... - он вздохнул. - Ладно, слушай. Когда ты выложил на стол эту штуку, я ее действительно узнал. Точнее, не ее, а... Понимаешь, кто-то в городе клепает золотые украшения, ставит на них фальшивые пробы и сбывает с рук наивным ослам. Судя по всему, крупная подпольная фирма. Мы охотимся за ней уже несколько месяцев, и за это время я до тошноты насмотрелся образцов их продукции. Поэтому и брошь твою я сразу узнал. Тот же почерк - слегка аляповато, не отшлифовано, высшая проба и штамп пробы слегка дефектный. Эти сволочи для своих поделок используют технический металл (ну, ты знаешь, он не соответствует ни одной ювелирной пробе.) Золото явно откуда-то крадут, а мы даже не можем установить, откуда. Помнишь, я просил тебя кулон сделать? Кулон мне был до фени, я надеялся и, как выяснилось, зря, что ты меня сможешь навести на какие-нибудь связи среди любителей. Правда, недавно у меня появилась одна перспективная идейка... Ну да это к делу не относится. Знаешь, когда ты швырнул эту штуку на стол и полез в карман за своей пушкой, я спросонок вообразил... Ну, ты понял, что именно я вообразил. Но это глупо. Ты слишком лопухастый для мафиози... А теперь подумай, подумай, как следует, это очень, очень важно: когда и для кого ты сделал модельку этого листика?

Я медленно покачал головой:

- Нет, Паша. Я никогда и ни для кого не делал моделей. Хотя и предлагали не раз, и деньги сулили немалые... Но видишь ли, моя работа это часть меня самого. А я собой не торгую. Я не проститутка, Паша. Один раз только я сделал похожую вещь - да нет, не похожую, идея та же, но исполнение...

И вот тут я понял. Все понял. И что из того листика, который я Эллочке подарил, вполне можно было сделать модель для вот этого, который на столе - просто взять надфиль и сточить, упростить, сделать неузнаваемым. И что потом по латунной модельке можно отлить золотую брошь. Так они и сделали - Эллочка, Витек и кто там с ними еще? - когда заметили на подаренном мною Эллочке кулоне отпечаток пальца - моего пальца. В том, что я эту штучку сразу продам, при чем не с рук, а через комиссионку, они, конечно, не сомневались. Уж Эллочка-то меня как облупленного знает. А еще я понял, зачем они все это затеяли, и кто краденное золото переливает в ювелирные изделия с фальшивыми пробами, и зачем Витек все время модельки у меня клянчил, - тоже понял. А еще я понял, что несчастный случай с Машей моей никакого отношения ко всему этому не имеет, что это совпадение просто. Страшное, жуткое, но - совпадение и ничего больше. И почему-то мне легче от этого понимания стало, и злость на Эллочку и Витька как-то сама собой улеглась... И поэтому Пашке я свои догадки сумел изложить спокойно и связно.

Единственно, что осталось для меня неясным, так это зачем они мне брошку подкинули. Отпечаток пальца на ней есть, так что им еще надо? Спросил я об этом Пашку, и он этак снисходительно скривился: