Фёдор Чешко - Пророк

И - тишина. Только медленное, надсадное дыхание Палыча и странный звук - будто где-то льется вода. Много воды. И вдруг пугающе неожиданный порыв ветра рвет наконец вязкую туманную пелену. Вот он, кабан. Огромная неподвижная туша. Дохлый. Слава богу, попал. Не целясь, не доведя приклад до плеча, - попал. Вот это - выстрел!.. А Палыча все равно не видно: потому, что он там, под этой огромной горбатой тушей. И из-под этой туши торчит только его нелепо вывернутая нога, распоротая от лодыжки до бедра. И из этой ноги мощным потоком хлещет ярко-алая кровь. Это так нелепо - ярко-алое в тусклом сером однообразии туманного осеннего леса...

Невозможно дышать. Колючий комок распирает горло и душит, душит... И еще душит бешеная, бессильная злоба, душит, выхода ищет... Ну, ты еще тут, стервятник? Накаркал беду, падло? Не на свою ли голову?!

Не разум, не воля - бешеная злоба вскидывает ружье, Рвет спусковой крючок. И - грохот выстрела, злобный вой рвущейся на волю картечи...

И опускаются с низкого серого неба плавными широкими кругами два больших черных пера. Медленно. Так медленно, что их обгоняет даже бурый опавший лист, на котором пламенеет алое пятнышко. Такое же алое, как кровь Палыча. Как это все же неуместно - ярко алое в сером облетевшем осеннем лесу...

Широкими плавными кругами он уходил вверх, в низкое серое небо, в клочковатые тучи, истекающие промозглым дождем. То, что произошло, не имело смысла, не принесло нового опыта.

Он знал, что его предостережение никому не принесет пользы. Никому. И ему самому - в том числе. Знал. И все-же пытался предостеречь. Зачем? На что он надеялся? На что он мог надеяться, он, умеющий видеть будущее?

Ну что же, перья, выбитые картечью из хвоста, рана - хороший урок.

Но может быть... Может быть, в следующий раз все сложится по-иному?