Фёдор Чешко - В канун Рагнаради

- Заткнись, истерик!

Толик покраснел, обиделся и заткнулся.

Антон глянул в испуганные галочкины глаза, пояснил:

- Ничего страшного. Это бывает... - Он снова повернулся к Толику. - А что касается той околесицы, которую ты порол... Пойми, голова твоя кочерыжкой: у нас только одна попытка. Не выйдет сразу - хрен тебя упыри еще раз сюда допустят. Рекогносцировка ему, видите ли, понадобилась! Лопух... А что касается глупостей, то верхом идиотизма было тащить с собой девушек, - он искоса зыркнул на Виктора. - Ты мне не хмыкай там, это и тебя касается.

- Попробовали бы мы их не взять! - буркнул Виктор.

- Ладно, хватит трепаться, - Антон встряхнул рюкзак. - Пошли дальше. И давайте-ка нервочки свои теперь держать в кулачишках. А то за трепом да выяснением отношений я уже и направление потерял. Куда нам, Наташа?

Наташа поколебалась с минуту, потом как-то не очень уверенно махнула рукой, указывая направление.

- Пошли, - почти шепотом сказала она. - Надо спешить.

- Пошли, - сказал Антон, расправив мощные плечи, непреклонно отвердив суровые черты лица своего.

И Толик, победивший секундную слабость, по прежнему и как всегда отважный и мудрый, отчеканил:

- Вперед! Смерть упырям!

И прочие повторили, будто поклялись вдохновенно и грозно:

- Смерть!

Они сорвались с места, стремительно и мощно зашагали туда, где угнездилась злобная мразь, чтобы обрушить на нее всю мощь земного оружия, раздавить, выжечь, втоптать, разметать, уничтожить саму память о гнусных нелюдях, в омерзительной самонадеянности дерзнувших.

Идти было легко, и земля колокольно звенела под тяжелым и слитным шагом, и прочь ее, нелепую, жалкую мыслишку, ничтожным червячком копошащуюся где-то на задворках разума. Прочь ее, потому что - чеканный шаг, и рядом - друзья, и впереди - Цель (да, так, с большой буквы!), и колебания глупы и постыдны.

Вот только мысль эта, этот поганенький червячишко, затерявшийся меж гулко-набатных образов, - не отстает, мозжит, не пускает отдаться до конца, без остатка, ликующему чувству святого долга... Что же это за мысль такая?

Неимоверным усилием Виктору удалось отрешиться от всего, кроме этой мысли, вникнуть в нее, понять. И он ужаснулся, закричал - отчаянно, до хрипа, и с писком шарахнулись возившиеся в палисадничках дети, и перепугано вскинулись дремавшие на скамеечках старушки, а он все кричал, орал, вопил, пока не увидел пробуждающуюся осмысленность в обращенных к нему осоловелых глазах друзей. Тогда он оборвал крик и неожиданно спокойно спросил:

- А не кажется ли вам, что мы идем туда, откуда пришли? Наташ, проверь ка направление еще раз.

- Не надо... - Наташа хмуро смотрела под ноги. - Я и так знаю, куда нам нужно. Только не хочется мне туда идти, ну никак не хочется...

- И мне не хочется, - криво усмехнулся Виктор. - И никому не хочется. Понимаем, что надо идти, что обязательно надо, но - идем обратно. Уходим от цели, воображая, что приближаемся к ней; убегаем, но воображаем, что атакуем. Самообман подсознания, спасающий разум от разрушительной нелепости поведения, навеянного извне. Усекли? Центр близко, ребята...

Антон поскреб бороду, спросил:

- Думаешь, упыри пытаются сделать из нас психов?

- Вряд ли, - Виктор пожал плечами. - Мы ведь знали, куда идем, потому так и подействовало. А случайный прохожий просто не пошел бы дальше, и все. Без всяких эмоций. Это всего лишь защита от дурака - первая линия обороны.

- А нас, значит, до гадкой истерики довели, - нехорошо оскалился Антон. - Это они зря. Вот теперь мне захотелось по-настоящему...

Они с трудом заставили себя вернуться к месту, где началось это наваждение. Еще труднее оказалось войти в узкий, заросший кустами и бурьяном переулочек, стиснутый между двух обветшалых бараков безжизненных, порушенных, в незапамятные времена определенных на слом, да так и забытых. Неуютным был этот переулок, и вел он в места еще более неуютные.

Пологий и длинный песчаный откос, прорастающий редкими хвощами и дрянной колючкой, а дальше... Не то - стройка, заброшенная в самом начале, не то - выработанный карьер... Котлованы, гигантские груды песка и глины, безобразно нелепые конструкции, осыпающиеся серым бетонным щебнем, корчащиеся ржавыми щупальцами оголяющейся арматуры... И так далеко-далеко, без конца и края, потому что край этого обширного грязно-желтого пустыря съеден зыбким искристым маревом и что там, в нем, знает один только Бог.

Спускаться с откоса было легко, по плотному песку ноги как будто сами несли - все быстрей и быстрей, и не шагом уже, а этакой легкомысленной трусцой, но Антон вдруг вскинул руку:

- А ну-ка, стоп!

Стали сразу, как вкопанные. Антон, прищурившись, оглядел обернувшиеся к нему встревоженные, напряженные ожиданием лица, спросил:

- Ничего не чувствуете?

Замотали головами: нет. Наверное, если бы чувствовали, испугались бы меньше.

Антон хмыкнул:

- Да ничего страшного. Просто ЭТО исчезло, нежелание идти.

- А ведь точно... - Виктор облегченно вздохнул. - Значит, первую линию обороны мы проскочимши.

- Не волнуйся, будет и вторая, - мрачно пообещал Толик. - И, наверное, третья... Если дойдем.

- Не каркай, - дернула его за руку Галочка.

Наташа помалкивала, жалась поближе к Виктору. Антон снова оглядел всех, сказал незнакомым голосом:

- Предлагаю дальше идти так: мы с Витькой - впереди, за нами девушки, Толик - замыкающий. Идти будем быстро, а в случае опасности предлагаю драпать со всех ног. Только не назад, а вперед. Возражения есть? Нету возражений. Тогда... - он свинтил и отшвырнул крышку тубуса (тонкий ствол огнемета жидко заблестел на свету), потом снял рюкзак, протянул его Виктору. - Расстегни и держи наготове. И если что - сначала кидай взрывпакет, а потом уже думай. Не бойся, обычных людей здесь не будет. Все. Контрпредложения есть?

Контрпредложений не было.

- Тогда шагом марш, - сказал Антон.

Но шагом не получилось. Потому, что вторая линия обороны была совсем рядом - рукой подать. И будто само небо обрушилось на них внезапной лавиной тошнотворной вони... нет, не просто вони. Это было хуже, чем вонь, это изводило выворачивающим отвращением все органы чувств.

Окружающее вдруг проявило скрытую до сих пор извращенную омерзительность своих очертаний, заныло, заблажило тошнотворными пакостными голосами, сквозь которые еле пробился пронзительный выкрик Антона: "Вперед!"

Антон мчался, не разбирая дороги, оборачивался, свирепо понукал: быстрее, быстрее! И они бежали изо всех сил, спотыкаясь, надсадно дыша, но Галочку и Наташу вскоре пришлось тащить на руках. А песок под ногами брызгал мутной гнойной жижей, и кожа наливалась мерзостной липкостью, и в судорожно исковерканных ртах креп отчетливый вкус рвоты, и с каждым вдохом в ноздри врывалась гнусная вонь, вонь, вонь...