Александр Громов - Властелин пустоты

— На три дня хватит с гарантией.

— А молока?

— На два дня.

Пусть будет на три, решил Стефан. Можно сократить рацион малышам, и Джекобу молока хватит. Один день оставим в резерве… и целых два дня нештатной работы синтезатора: на праздничный ужин и всякие нужные мелочи. Однако! Давно такой благодати не было — по сути, с прошлогодней экспедиции Питера. Нехватка рабочих рук имеет свою прелесть, когда сопровождается нехваткой жующих ртов.

— Скоро будут пирожные? — спросил он.

Диего фыркнул, как еж:

— Пирожные! Будут пирожные. Всем будут. Во-о-от такие будут! В три обхвата. Миндальные!

— Сколько штук?

— Двадцать четыре, сколько же еще. Каждому по одной минус, естественно, Джекоб и Абби. Первая мне на пробу: помру — не помру…

— Сделай двадцать семь.

— Думаешь, Питер вернется сегодня?

— Обязан думать. Двадцать семь, я сказал.

— Кому праздник, а кому одна морока. День рожденья! Я в восторге.

— Морока, а придется еще поработать, — сказал Стефан.

— Что еще на мою голову?

— Жидкость для снятия накипи. Фукуда просит.

— Только не сегодня! — взвыл Диего. — Мне из-за этого праздника и так полночи не спать.

— А я и не говорю, что сегодня. Но завтра — обязательно… Кстати, у тебя последнее время реактивы не пропадали?

— С чего это вдруг?

— Да так. Просто спросил.

Диего замахал руками столь решительно, что стало очевидно: в порче лозунга гомункулус не виноват. В общем, и неудивительно. Так грубо они не работают. Тогда кто из них? Хорошо бы дознаться, пока не плеснули в лицо из-за угла.

— Чтобы завтра была жидкость! — сказал Стефан. — Понял меня? Работай.

Он навестил Зою и убедился, что дело движется. Зоя плакала ночами, но шила быстро, добротно и экономно. Одежды пассажиров «Декарта», пригодной для перелицовки в робы, должно было хватить еще на несколько лет: переселенцы везли с собою непомерные вороха, целые груды одежды! Ее удалось сохранить: Диего разработал противогнилостный состав и поубивал моль.

Указаний здесь не требовалось. Стефан потоптался без толку. Он знал, что Зоя способна на большее, чем шитье и рутинное обслуживание «Ламме», но большего он ей предложить не мог. Мозгов не хватало, но куда больше не хватало рабочих рук. Однажды Стефан взял на себя труд разъяснить: Зое еще повезло, что она не попала ни в добытчики торфа, ни в строительную бригаду.

Благодарности он не ждал, но вспышке ненависти удивился.

В пассажирском салоне, ярко освещенном по случаю остановки синтезатора, Донна натаскивала малышей. Их было четверо — младших в возрасте до пяти лет, непригодных к физической работе, кому Стефан в конце концов нашел занятие, оторвав от бесконечных глупых игр. Здесь давно не играли. Здесь под началом Донны вызревала резервная смена специалистов, шуршала бумага чертежей и схем, по ней водили пальцами, тонко кашлял простуженный Аксель и надоедливо, по-заученному лепетала маленькая Юта: «…втолой вспомогательный контул охлаздения леактола соплягается с авалийной следяссей системой последством клиогенных клапанов, ласполозенных в авалийных лазах тлетьего и седьмого голизонтов…» «Соплягается!» — поморщился, входя, Стефан. Смеяться было не над чем: двухлетняя малышка так и не сумела преодолеть логопедический дефект. Терпеливая Маргарет нашла этому объяснение, она собирала бесценный наблюдательный материал, не в силах объяснить, для кого и зачем. Стефан не препятствовал.

— Как успехи? — бодро спросил он.

Заботу не оценили — Юта тут же сбилась, понесла чушь и, одернутая, замолчала, готовая разреветься. Это был ее коронный номер. Игорь, Аксель и Синтия испуганно замерли. Худенькая анемичная Донна (ее дразнили «шкилетиной», с чем Стефан внутренне соглашался — бледная же на фиг, прозрачная!), давая отчет, пожала остренькими плечиками: продвигаемся, мол, что мешаешь.

Он выслушал, и, конечно, следовало бы остаться, поэкзаменовать будущих экспертов по корабельным системам, выразив обычное неудовольствие поверхностным усвоением материала, а главное, спросить, не ожила ли связь с группой Питера — просто так, показа заботы ради, — но на этот раз Стефан пренебрег. Связи не было, он это знал. Оживи вдруг связь — через пять минут об этом стало бы известно всем и каждому.

— Донна, — сказал Стефан, — тебе нужно чаще бывать на солнце. Нельзя себя хоронить. И вредно.

— Спасибо. — Донна чуть усмехнулась. — Оно нас убивает, это солнце.

— Оно и здесь нас убивает. То есть я хотел сказать, что уродует. Ты все же выходи иногда на воздух.

— Спасибо за заботу. Если, конечно, это совет, а не приказ.

— Пока совет, — сухо сказал Стефан. — Все. Работайте.

Он прекрасно слышал, как за тонкой переборкой позади него облегченно выдохнул Игорь, как неудержимо раскашлялся забывший в его присутствии о кашле Аксель, а Синтия вдруг прыснула неизвестно почему — что-то такое ей показалось забавным… Зауряднейшая реакция подчиненных на начальство — но нет надежности. Кончилась. А без запаса надежности нет перспективы… Стефан покусал губы. Знать бы: зачем Донне «глаз»? С кем она — с Питером?

Потом, потом…

Он сердечно поприветствовал Петру, попавшуюся навстречу с мусорной щеткой в руках. Поздравил, похвалил работу. Кругленькая, пухленькая Петра расцвела. Пол был нечист, но Стефан закрыл на это глаза — заставить Петру трудиться целеустремленно и последовательно еще никому не удавалось. Порхающий характер, вечно на подхвате. Очень добродушная, жалостливая, безвредный мотылек… Друг всем и каждому, а значит, бесполезный друг. Годится разве что в прачки. Ладно и так.

Он был один, и следовало с этим смириться. Одиночество особенно ощущалось внутри корабля, но корабль давал и защиту. Он был личной крепостью Стефана, облазившего сверху донизу каждый лаз и знавшего на ощупь многое из того, что Донна и другие знали лишь по чертежам. И места в этой крепости хватало всем. Корабль был велик, ненормально огромен для кучки выживших детей. Стоило подняться на один горизонт, как звуки пропали. Стефан слышал только шаги, и эти шаги были его собственными. Иногда, но редко-редко и то лишь затаив дыхание, можно было уловить легкий треск, шелест или поскрипыванье — собственные звуки корабля, возникающие от старения металла. Когда-то ватная тишина пустых горизонтов угнетала Стефана. Теперь он привык.

Его владения.

Незапертые помещения — входи, пользуйся. Пыль на полу, и нет следов на пыли. И нечем пользоваться, если честно. Жилая зона — шестьдесят кают, салон. Игровая для самых маленьких — куклы какие-то давным-давно сломанные, ни одна говорить не умеет… Служебные ходы, коридоры, аварийные лазы. Лестницы, шахты лифтов. Старая-престарая, вырезанная ножом на переборке, многократно закрашенная, но все еще читаемая надпись: «Людвиг + Паула». Трехлепестковый знак радиационной опасности при входе в реакторный зал с давно и надежно заглушенным реактором — зона номинальной ответственности Питера. Трудно придумать большую синекуру, вот его и носит по экспедициям, и Маргарет права: это опасно. А только хорошо, что его сейчас нет…