Кирилл Бенедиктов - Эль Корасон

- Эй, амиго, - крикнул он индейцу, - сделай одолжение, уйди с дороги!

Индеец наконец соизволил посмотреть на капитана. Был он невысок, коренаст, кривоног. Длинные, мокрые от дождя волосы падали ему на плечи. Одет индеец был, к удивлению капитана, в мундире солдата республиканской гвардии. На груди блестели пришитые вкривь и вкось огромные южноамериканские ордена. Пустой рукав кителя болтался на ветру, как серо-зеленое знамя.

- Ну, красавец! - восхитился капитан. - Еще и герой, наверное! А с дороги все равно уйди…

Индеец раскрыл рот и что-то произнес. Ветер дул из-за спины Анненкова, так что слов он не расслышал. Зато увидел, как рука с мачете поднялась и снова опустилась, подтверждая отданный приказ.

Из-за пелены дождя выступили серые, размытые тени. Двинулись по дороге к капитану, держа перед собой какие-то длинные палки.

Толпа приблизилась, обтекая неподвижную фигуру Однорукого со всех сторон. Низкорослые, сутулые люди, по большей части индейцы или метисы, одетые в странную смесь военной формы и рваных обносков национальной одежды. Дикая карикатура на армию - разбитую, ободранную, вооруженную чем попало. К длинным палкам, как видел теперь капитан, были прикручены широкие лезвия мачете - получалось что-то вроде самодельных алебард. Двое-трое «солдат» несли топоры. Шагавший впереди разбойничьего вида метис держал в руках винтовку.

Все происходило в полном молчании, но выражение угрюмых, озлобленных лиц не позволяло сомневаться в истинных намерениях приближавшихся.

- С пониманием, - хмыкнул капитан и вытащил пистолеты. Пистолеты у капитана были замечательные. На левом бедре висел

кольт сорок пятого калибра, на правом - тяжелый маузер, трофей Великой войны. Во время бойни в Мазурских болотах офицер кайзеровской армии Людвиг фон Ратценау, размахивая этим самым маузером, лихо спрыгнул в обороняемый восемнадцатилетним юнкером Анненковым окоп. Спрыгнул - и напоролся на штык юнкерской винтовки. Анненкову к тому времени уже доводилось убивать врагов, но издали. Фон Ратценау оказался первым немцем, которого он прикончил в рукопашном бою. Потом Анненков долго блевал, скорчившись на дне окопа - мерзкий запах из распоротого живота убитого немца забивал ему ноздри, мешал дышать. Затем юнкер на дрожащих ногах приблизился к поверженному врагу и, следуя инструкции, тщательно обыскал его. Все найденные у фон Ратценау документы сдал в «особую часть», а маузер с готическими рунами на рукояти оставил себе. Оружие оказалось что надо, мощное и безотказное. По странной привычке давать имена полюбившимся ему предметам или механизмам Анненков назвал маузер «Потапычем» - в честь своего ротного, вологодского мужика немереной силы и медвежьей свирепости.

- А ну, стой, раз-два! - скомандовал капитан по-русски и для доходчивости добавил по-испански: - Стоять, голодранцы!

Разбойник-метис нехорошо ухмыльнулся и поднял винтовку. «Потапыч» плюнул огнем, тяжелая пуля срикошетила о камень у ног метиса и с визгом унеслась куда-то в дождь.

Лязгнула, упав на дорогу, винтовка.

Толпа остановилась, затем попятилась.

- Вот это правильно, - одобрил Анненков. - Целее будете, ребята!

Однорукий индеец что-то гортанно крикнул. Над головами серых людей взлетел, рассекая ливень, его мачете.

Что-то черное, вылетев из-за завесы дождя, ударило капитана в плечо. Правая рука мгновенно онемела - четырехфунтовый «Потапыч» теперь оттягивал ее, точно гиря.

- Ах, вот как! - рявкнул, зверея, капитан. - Ну, сучьи дети, вы первые начали!

Вскинул кольт и начал сажать в толпу пулю за пулей, стараясь целиться в ноги.

Все решилось в первые десять секунд. Невидимый капитану пращник еще дважды метал в него свои каменные заряды, но больше ни разу не попал. Толпа откатилась назад, оставив на земле воющих от боли и страха раненых. Паническое отступление удивительным образом не задело Однорукого - он по-прежнему торчал посреди дороги, как высеченный из гранита истукан.

- Что, дядя, - сказал ему Анненков, - помогли тебе твои ляхи? Индеец не ответил - наверное, потому, что не читал «Тараса Бульбу».

Правильнее всего было бы пристрелить его тут же, не сходя с места. В конце концов, именно он едва не сбросил автомобиль капитана в пропасть и натравил на Анненкова свой разношерстный сброд. Да и что сложного - попасть в неподвижную мишень такого размера в десяти шагах. Правда, барабан кольта опустел, но из четырнадцати зарядов «Потапыча» истрачен был только один, а правая рука понемногу начинала оживать. Вот только Анненков по непонятной причине не мог заставить себя выстрелить в Однорукого.

Теперь индеец смотрел на капитана не отрываясь. Взгляд у него был тяжел, пригибал к земле. «Гипнотизирует, - подумал Анненков, - шаман чертов…»

Он встряхнулся, как выбравшаяся из пруда собака. Напряг мышцы, сжался в тугую пружину, превратился в автомат для убийства. На автоматы гипноз не действует.

Ствол «Потапыча» медленно начал подниматься.

Широкий, лягушачий рот индейца искривился в досадливой гримасе. Видно, Однорукий не ожидал, что белый человек сумеет защититься от его чар.

Ослепительно сверкнула молния. На мгновение капитан увидел отчетливо отпечатавшийся на иссиня-черном фоне грозового неба силуэт индейца, словно бы обрамленный голубоватым электрическим сиянием, а потом перестал видеть вообще. Перед глазами заплясали белые огни, резко запахло озоном. Анненков зажмурился, отступил к машине, держа «Потапыча» наготове. Ощутил спиной ребро открытой дверцы «форда», остановился.

За спиной у него загремели выстрелы.

Капитан быстро присел, укрывшись за верной старушкой «Мегги». Зрение понемногу возвращалось к нему, он уже различал уходящую во тьму дорогу и извивающихся на ней раненых, похожих на перерубленых лопатой червяков. Вот только Однорукого на дороге больше не было.

В уши ударил стремительный топот копыт. Откуда-то сзади, от руин взорванного моста, налетели всадники на огромных черных конях, пронеслись мимо «форда» и помчались дальше, топча раненых и стреляя в воздух. Всадников было всего четверо, но их атака была так яростна, что Анненкову показалось, будто по дороге проскакал целый эскадрон. Спустя минуту один из всадников вернулся и спрыгнул с коня перед «Мегги», откинул назад капюшон черного плаща.

- Мистер Анненкофф, я полагаю?

«Англичанин, - определил капитан. - Выговор мягкий, южный, похож на девонширский… Скачет лихо, сразу видно, что из кавалеристов… Гусар?»

- Девонширский гусарский полк? - спросил он, поднимаясь. «Потапыч» смирно смотрел в землю, но его показное равнодушие могло обмануть только тех, кто не знал капитана Анненкова. Впрочем, англичанин был как раз из последних.