Брайан Герберт - Дюна: Пауль

— Говори яснее, мерзавец! — зарычал Корба.

— Всю мою жизнь я был великим мастером меча и свершил множество доблестных деяний. Вы можете вспомнить хотя бы одно из них? — Он вскинул брови, устало посмотрел на Корбу, потом на стражников, потом снова перевел взгляд на Пауля. — Ну же, должны же вы вспомнить хотя бы некоторые из них? Ну хоть какие-нибудь. Но вы-то точно должны их помнить, милорд. Или вы помните одного только Ривви Динари, который умер, заслонив собой эрцгерцога Арманда во время того памятного нападения на свадьбе вашего отца? Но, конечно же, вы не помните бедного мастера меча, не сумевшего защитить Илесу. — Он низко опустил голову. — Вот тогда-то я и упустил свой шанс. Я потерпел неудачу и был отодвинут в тень, а Ривви воссиял в лучах своей героической посмертной славы. Воистину, он стал звездой всех исторических хроник. Вы читали их, милорд Пауль?

— Я был там, и мне нет нужды читать исторические сочинения.

— Вместе с солдатами Эказов и Атрейдесов я сражался на Груммане. Я участвовал в решающем поединке с виконтом Моритани. Но кто обо всем этом помнит? Пока эрцгерцог Арманд все эти годы влачил жалкое существование и судорожно цеплялся за жизнь, я, и никто другой, руководил Домом Эказов, но и этим я ничего не добился! Для вас я руководил возведением величайшего архитектурного сооружения в истории человечества, но и оно останется в истории как цитадель Муад’Диба . Здесь Корба совершенно прав: в связи с этой стройкой мое имя будет упомянуто лишь в примечаниях.

На глазах Бладда выступили злые слезы, но это не вызвало даже тени сочувствия у Пауля.

— Я должен оставить в истории неизгладимый след, а не просто исчезнуть. Не важно, что я сделал прежде, но это последнее деяние должно остаться в веках как великий подвиг мастера меча. — Бладд вскинул голову и посмотрел на Пауля, словно ожидая похвалы.

— Ваша тайная полиция может успокоиться, милорд. Уверяю вас, у меня не было никаких политических мотивов. Все ваши меры безопасности, ваши охранные мероприятия, ваши проверки… все это нужно для поиска врагов, воображаемых мотивов и устранения любой опасности, откуда бы она ни исходила. Каковы мои мотивы? Я просто хотел внимания, признания, уважения . — Он улыбнулся и понизил голос: — Несмотря ни на что, я все же рад видеть вас живым. Полагаю, конечно, что после всего этого никто не станет считать меня героем. Конечно, лучше быть славным героем, чем известным злодеем… но лучше быть злодеем, чем умереть в безвестности.

Голос Пауля зазвенел от гнева, как остро отточенный клинок:

— Скажи, почему ты думаешь, что я не прикажу вычеркнуть твое имя из исторических хроник — как вычеркнули имя Дома Танторов после того, как они устроили ядерный холокост на Салусе Секундус?

Бладд скрестил на груди жилистые руки.

— Потому, Пауль Атрейдес, что вы слишком высоко цените и уважаете историю, независимо от того, что пишет в ней принцесса Ирулан. — Он стряхнул невидимую пылинку с несуществующей гофрированной рубашки. — Конечно, вы приговорите меня к смерти. Здесь уж я ничего не смогу изменить.

— Да, ты будешь приговорен к смерти, — на мгновение задумавшись, произнес Пауль.

— Муад’Диб, я отказываюсь верить, что он действовал в одиночку! Осуществить одному человеку такой сложный заговор невозможно, — заявил Корба. — Люди в это не поверят. Если вы казните одного этого человека, то все скажут, что это чисто символическая казнь, и, возможно, даже посчитают его козлом отпущения. Все подумают, что мы не в состоянии найти настоящих преступников.

Бладд саркастически рассмеялся.

— Значит, вы собираетесь заодно наказать случайных людей только потому, что сами мыслите настолько узко, что не в состоянии вообразить, как талантливый человек может совершить такое дело, какое совершил я. Как это похоже на вас.

Пауль вдруг почувствовал невыносимую усталость.

— Продолжайте свое расследование, Корба. Посмотрите, быть может, он говорит правду. Но не тяните слишком долго. В Арракине и так неспокойно, и я хочу положить конец волнениям.

На Бладда надели наручники и увели. Мастер меча выглядел умиротворенным и даже, как это ни странно, счастливым.

Обширная площадь перед цитаделью Муад’Диба могла бы вместить население небольшого города, но и она оказалась слишком тесной для всех желающих увидеть казнь Уитмора Бладда.

С высокого балкона — спроектированного самим Бладдом для того, чтобы император мог обращаться к народу, возвышаясь над ним, — Пауль смотрел на колыхавшуюся словно пустынные дюны безбрежную толпу. Он слышал рокот людской массы, отдельные выкрики, чувствуя, что накапливающийся гнев толпы вот-вот вырвется наружу.

Это тревожило его, но он не смог отказать людям в этом спектакле. Его империя построена на страсти и преданности. Эти люди поклялись отдать за него свои жизни, его именем они покоряли и завоевывали планеты. Прикидываясь доблестным героем, изменник Бладд замышлял убить их возлюбленного Муад’Диба, и теперь толпа жаждала мести. У Пауля не было иного выхода: он должен дать народу возможность насладиться ею. Даже при всем своем предзнании Пауль не в состоянии был предугадать, что могло бы произойти, осмелься он помиловать Бладда. Если бы осмелился! Он был правителем огромной империи, но не был волен в своих собственных решениях.

Стражники расчистили на площади проход, чтобы ввести на площадь группу осужденных. На стражниках были надеты персональные защитные экраны, дубинами они отгоняли зевак, но это было все равно что пытаться отмахнуться решетом от бури Кориолиса. В охваченной безумием толпе часто возникали мелкие потасовки из-за того, что кто-то нечаянно толкал соседа локтем в бок.

«Там, внизу, — пороховая бочка». Теперь Пауль видел, что сделал их пристрастными к насилию, как до этого они были пристрастны к пряности. Как же можно ожидать от таких людей, что они примут мирную жизнь? То, что он видел внизу, было точной уменьшенной копией всей его империи.

Федайкины вывели из подвала цитадели Бладда и еще десятерых осужденных. Люди тяжело переставляли закованные в цепи ноги. На вывод заключенных толпа ответила ревом, волной прокатившимся по площади. Шедший впереди других Уитмор Бладд старался сохранить горделивую осанку и пружинистую походку, несмотря на то, что был жестоко избит, а ноги его гноились и болели так, что он вообще с трудом мог идти. Идущие позади Бладда люди были якобы участниками его заговора.