Брайан Герберт - Дюна: Пауль

Но это было новое назначение Гурни, и он намеревался до конца исполнить возложенную на него миссию — для Пауля.

Вместе с преданными ему людьми, прибывшими по большей части с Каладана, Гурни поселился в прежней резиденции баронов, там же, где находилась резиденция правительства Харконненов. Отсюда начнет он расчистку безнадежно запущенных политических авгиевых конюшен. Гигантское здание было сложено из грубых каменных плит. Везде прямоугольники и четырехгранные столбы — ни одной изящно скругленной линии. Гурни чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Даже разрушенная и опустошенная Салуса Секундус, где Гурни одно время жил среди контрабандистов, была более чистым местом. Может быть, потому, что там не воняло Харконненами.

Гурни было очень неуютно в гигантском здании, в каждом углу ему мерещилась скрытая опасность, да он и в самом деле не верил, чтобы Харконнены не попытались оставить здесь какой-нибудь смертоносный сюрприз для новых незваных владельцев.

Гурни приказал обыскать всю большую резиденцию барона Харконнена, комнату за комнатой; вскрыть все помещения и осмотреть их. Были обнаружены многочисленные застенки, в которых, очевидно, пытали людей, заминированные помещения, где тем не менее не было обнаружено ничего ценного, а также несколько запертых подвалов, наполненных монетами, меланжей и невероятно дорогими камнями. Тот факт, что ни одно из этих помещений не было вскрыто и ограблено за пять лет, прошедших после падения барона Харконнена, говорил о страхе, который до сих пор внушало населению одно только имя барона.

Гурни распорядился продать все сокровища, а доходы пустил на оплату общественных работ; это был его первый жест доброй воли.

Гурни созвал заседание правительства и вызвал на него администраторов, де-факто управлявших Гьеди Первой все годы, прошедшие после смерти барона. В такой обширной империи ни один правитель, будь он даже сам Муад’Диб, физически не мог входить в мелочи управления каждой планеты.

Члены старой харконненовской администрации явно стремились не показываться на глаза новому правителю с самого момента его прибытия на Гьеди Первую, но уклоняться от встречи до бесконечности они не могли. Старые управляющие прятались, зная, что Гурни родился и жил на их планете. Когда они все же появились, то старательно отводили взгляды, стараясь не смотреть на шрам от чернильной лозы; другие принялись безудержно льстить и пресмыкаться в надежде заслужить милости и остаться на теплых местах. Гурни, в сущности, не было до них никакого дела; они могли быть хорошими управленцами при старом режиме, и в их мозгу навеки отпечаталась способность исключительно к жестоким методам правления. Точно так же, как народу Гьеди Первой было неизвестно, что такое свобода, этим руководителям было неведомо чувство простого человеческого сострадания. Придется приложить все силы и всю волю, чтобы не дать планете скатиться в прежний мрак и вернуться к насильственным методам подавления всех свобод.

Придется довести новые правила управления до сознания этих опасливо нервничавших администраторов. Он и так давно откладывал разговор с ними.

— Я хочу осмотреть знакомые мне места, посетить рабские загоны и родную деревню Дмитрий. Вы будете сопровождать меня в этой поездке.

Гурни говорил ровным и спокойным тоном, обращаясь к бывшим начальникам, но, несмотря на это, был уверен, что они ждут от него мести за старые дела, и Гурни не спешил избавлять их от этого заблуждения.

Первым делом он посетил рабскую тюрьму, в которую когда-то был заключен за то, что осмелился петь песни, высмеивающие барона. Здесь добывал он безумно дорогой синий обсидиан, здесь Раббан, походя, хлестнул его чернильной лозой. Здесь его связали и заставили смотреть, как Раббан и его мерзавцы изнасиловали, а потом задушили его сестру Бет. Здесь Гурни нашел способ бежать с планеты в трюме корабля, с которым Дому Атрейдесов была отправлена партия синего обсидиана.

Увидев это место, Гурни побелел от гнева. Как же мало все изменилось за прошедшие годы! Лучше бы его встретило тут сопротивление вооруженных фанатиков, а не это жуткое воскрешение прошлого. Но если он не принесет исцеления несчастной планете, то этого не сделает никто.

Приказ был дан спокойным голосом, но прозвучал, как окрик:

— Приказываю немедленно закрыть эту каторгу. Освободите этих людей, и пусть они устраивают свою жизнь по собственному усмотрению. Я лишаю рабовладельцев их власти и полномочий.

— Милорд Халлек, вы же нарушите все! Вся наша экономика…

— Плевать мне на такую экономику. Пусть рабовладельцы поработают на равных со всеми. — Губы Халлека сложились в мимолетную язвительную усмешку. — Посмотрим, как они это переживут.

Решив сразу покончить с худшим, Гурни направился к подножию Эбонитовой горы, где для потехи харконненовских солдат были построены дома терпимости. На Гьеди Первой было много таких заведений, но Халлек решил посетить именно это.

Его мутило, когда он ступил на порог. Гурни захлестнули тяжкие воспоминания. Сопровождавшие его администраторы струхнули не на шутку, увидев выражение лица нового правителя.

— Кто владелец этих заведений?

Гурни хорошо помнил старика, прикованного к инвалидному креслу. Старый паук тщательно записывал прибыли своего отвратительного бизнеса, не интересуясь, что происходит за плотно закрытыми дверями его заведения.

— Рульен Шек очень успешно вел здесь дела в отсутствие центрального руководства, милорд Халлек. Он работает здесь уже много лет, если не десятилетий.

— Подать его сюда, живо.

Старик, войдя, едва не споткнулся, но сумел сохранить на лице улыбку. Наверное, он искренне гордился своими достижениями на этом поприще. Ноги были обрамлены линейными протезами, и Шек хотя и хромал, но все же не был привязан к креслу. Над поясом свисало объемистое брюхо, а круглая задница говорила о том, что этот тип много ел, но мало двигался. Седые волосы были спутаны и засалены — видимо, их обладатель считал такую прическу стильной. Гурни узнал его сразу, но Рульен Шек, очевидно, не помнил какого-то там брата какой-то там девки, пришедшего к нему в ту ночь…

— Для меня великая честь, что новый правитель Гьеди Первой удостоил посещением мое скромное заведение. Все мои финансовые документы в полном порядке, я с радостью покажу их вам, сэр. У меня чистый и честный бизнес. В моем заведении собраны самые красивые женщины. Необходимая часть дохода находится на закрытых счетах, предназначенных раньше для Харконненов, а теперь для вас. Вы не найдете у меня никаких злоупотреблений, милорд. — Старик согнулся в низком поклоне.

— Само это заведение есть самое главное злоупотребление. — Гурни шагнул в здание. Но ему не хотелось подробно его рассматривать. Он помнил эти комнаты, соломенные тюфяки, пятна на стенах, бесконечные очереди потных харконненовских солдат, жаждавших развлечений с такими рабынями, как его сестра. Эти ублюдки получали больше удовольствия не от секса. А от того, что мучили несчастных женщин. Бедной Бет они для начала прижгли горло, и она не могла даже кричать.