Брайан Герберт - Дюна: Пауль

— Вы воплощаете собой все для граждан Каладана, сир, — сказал Орлеак. — Они любили герцога Лето и помнят вас еще мальчиком. Вы — один из них, а теперь вы стали императором и женились на дочери Шаддама. — Он улыбнулся. — Все это так похоже на сказку. Сир, верно ли, что вы сделаете Каладан столицей империи вместо Арракиса и Кайтэйна? Люди сочтут это за великую честь.

Пауль понимал, что столицей его империи может быть только Дюна, но прежде чем он успел ответить, заговорила Джессика:

— Слухи — это всего лишь слухи. Пауль еще не принял… окончательного решения.

— Мое нынешнее служение много тяжелее, чем власть герцога Каладана, — извиняющимся тоном произнес Пауль, глядя в окно на толпу, выстроившуюся с обеих сторон дороги, по которой проезжал экипаж. — Первые битвы джихада развернулись уже на тридцати планетах. Долг может позвать меня на войну в любую минуту.

— Конечно, сир. Мы все понимаем, что вы — император Пауль Муад’Диб, человек, который отвечает не за одну планету. — Но было заметно, что Орлеак не вполне это понимает. — Однако люди знают, что вы дорожите воспоминаниями о родине. Подумайте, какую пользу может принести Каладану перенос столицы.

— Муад’Диб уже посетил вашу планету, — грубым солдатским голосом произнес Чатт Скорохват. — Вас и так уже коснулось его величие.

В тот вечер Пауль с наслаждением улегся спать в своей детской до мелочей знакомого старого замка. На стене висело красочное панно, сшитое представителями местных деревень. Пауль помнил, что это панно было принесено в дар герцогу Лето, но не помнил, по какому случаю.

— Надо было взять с собой Чани, — пробормотал Пауль. Но она не желала покидать Дюну. Кто знает, может, когда-нибудь…

Сладкие мечты захлестнули его, на мгновение заставив забыть о джихаде; он вообразил, как, вернувшись на Каладан с Чани, пойдет рука об руку с ней вдоль прибрежных утесов, а брызги соленой воды словно крошечные бриллианты будут падать на ее загорелые щеки и лоб. Они могли бы надеть простую одежду и проводить время в беззаботных радостях, бродя по садам и рыбацким деревушкам. Когда Пауль погружался в этот несбыточный сон, утомленный разум почти убедил его, что это возможно, но не теперь. Однако непокорное предзнание отказывалось рисовать такие идиллические картины.

Проснувшись на следующее утро, Пауль обнаружил, что приемный зал украшен цветами и лентами, стены увешаны записками, посланиями и рисунками. Стараясь как можно лучше приветствовать своего герцога, местные жители принесли ему подарки — цветные раковины, крупные жемчужины, плавающие в масле, засушенные цветы и корзины свежей рыбы. Простые люди несли все это от чистого сердца; у ворот замка выстроился живой коридор из крестьян и рыбаков, желавших увидеть императора.

Но сам Пауль начинал испытывать беспокойство.

Джессика уже давно пробудилась и, стоя у ворот, приветствовала собравшуюся толпу.

— Они долго ждали приезда своего герцога. Им нужен Пауль Атрейдес. Когда ты вернешься на Дюну и снова станешь императором Муад’Дибом, кто будет играть эту роль? Не бросай этих людей, Пауль, они — самая большая твоя ценность.

Пауль взял одно из писем и внимательно прочитал послание, написанное молодой женщиной, видевшей его много лет назад, когда он гулял по ее деревне вместе с герцогом Лето. Женщина писала, что приветствовала их серебристым флагом с голубыми лентами. Пауль поднял голову и посмотрел на мать.

— Мне очень жаль, но я ее не помню.

— Но зато она помнит тебя, Пауль. Любая сделанная тобой мелочь оказывает на этих людей магическое действие.

— Не только на этих, но и на всех остальных. — Пауль не мог отделаться от видений кровавого джихада, его неимоверных бедствий, не мог не думать о том, как трудно будет справиться с чудовищем, выпущенным на свободу, — не важно по его воле или нет. Путь к выживанию человечества был узок, как лезвие бритвы, и скользок от крови.

— Если я правильно тебя поняла, ты считаешь, что стал слишком важным, чтобы править одним Каладаном? — Джессика не могла скрыть упрека. Неужели она не видит, что дела обстоят именно так? Чем сильнее было радостное волнение этих людей, тем большую неловкость испытывал Пауль.

Принц Орлеак устроил для Пауля и Джессики роскошный, но изысканный завтрак и очень хотел, чтобы император участвовал в торжественной деревенской процессии. Номинальный правитель Каладана покончил с трапезой и вытер губы кружевной салфеткой.

— Вам стоит посетить те места, по которым вы, без всякого сомнения, сильно скучаете, сир. Все готово к вашему визиту.

Пауль вышел из замка вместе с матерью и со свитой. Идя по прилегающей к гавани части города, он не мог отделаться от странного и щемящего чувства, что эти места перестали быть для него родными. Воздух был липким и влажным, с каждым вдохом в легкие попадала соленая влага. Да, он холил и лелеял в себе воспоминания детства, но местная природа была теперь так же чужда ему, как чужды были прежде природа Дюны и цивилизация фрименов.

Он чувствовал себя крепко привязанным к этому уютному миру, но в то же время и бесконечно далеким от него. Теперь он не принадлежал одной планете и даже двум. Теперь он — император тысяч миров. Он слышал вокруг разговоры о рыбной ловле, герцоге Лето, о надвигающемся сезоне штормов, старом герцоге Пауле и живописных боях с быком — и все эти разговоры казались ему теперь мелкими и незначительными. Мыслями он был на фронтах начавшейся войны, которой суждено потрясти до основания всю империю. Что сейчас предпринимает Гурни? Как дела у Стилгара? Что, если Чани и Алии нужна его помощь на Дюне? Что вообще происходит на Дюне, которую он так некстати покинул в самом начале борьбы?

Взойдя на императорский престол, Пауль первым делом увеличил налоги и пошлины для всех планет, которые не признали сразу его верховенства, и многие планеты изъявили ему свою покорность, пусть даже из чисто экономических соображений. Пауль был убежден в том, что такое финансовое принуждение сохранит множество жизней и позволит избежать ненужного кровопролития. Но все же битв будет много, и он, Пауль, не сможет уйти от ответственности, если даже спрячется на Каладане и будет нежить себя воспоминаниями детства.

Этим вечером, стоя на смотровой площадке рядом с матерью, принцем Орлеаком и другими знатными людьми, Пауль едва ли замечал, как стараются каладанские танцоры, выступавшие перед ним в пестрых народных костюмах. Пауль чувствовал себя оторванным от корней, как дерево, вырытое из родной почвы, перенесенное через галактику и посаженное в другом месте. Конечно, дереву легче расти на каладанской земле, нежели на Дюне, но его долг — находиться на пустынной планете, там он должен жить, там его истинное место. Сам Пауль не ожидал, что будет чувствовать себя чужим на родине.