Брайан Герберт - Дюна: Пауль

— Даже Шаддам не сможет закрыть на это глаза, — сказал Суфир.

— У нас нет никаких связей с Домом Моритани, — заговорил Лето. — Как грумманцы смогли задумать и осуществить такой заговор в нашем же доме? Должно быть, здесь есть шпионы среди слуг замка или в деревне.

— Горшки с растениями прислал Прад Видал, — сказал Гурни. — Эрцгерцог Арманд оставил его управлять Эказом на время своего отсутствия.

— Если он изменник, милорд, то, вероятно, хорошо себя обезопасил, — сказал Дункан.

— За всем этим стоит Моритани, — прорычал Лето. — Если Видал и сыграл какую-то роль, то явно лишь второстепенную.

— Видимо, никто из них не рассчитывал, что эрцгерцог Арманд останется в живых, — заговорил Суфир. — Сейчас, когда прервано все сообщение Каладана с внешним миром, никто не знает, что здесь на самом деле произошло.

В дверях появился Арманд Эказ. Эрцгерцог был слаб и выглядел утомленным, но изо всех сил пытался сохранить достоинство. Культя была аккуратно перевязана, одет Арманд был в простую эказскую одежду. Лицо его осунулось, глаза покраснели, но взгляд оставался ясным, и в нем читалась ярость. Врачи говорили, что он отказался от приема болеутоляющих лекарств.

— Мне пора возвращаться домой, Лето. Я должен похоронить дочь, навести дома порядок и подготовиться к войне с Грумманом. Это животное, виконт Моритани, бил не по Дому Атрейдесов. Просто он увидел в этой свадьбе удобное средство поразить меня и мою семью. Вы просто случайно оказались на его пути. — Он выпрямился и расправил плечи, словно горделивая осанка могла уменьшить физическую и душевную боль. — Мне больше нечего терять, поэтому я приму вызов Моритани. Виконт сам открыл все шлюзы, и теперь последует кровопролитие, которого долго не забудет потрясенная империя.

Несмотря на то что грязный, отравленный промышленными отходами воздух Харко-Сити часто заставлял барона кашлять, он все же чувствовал себя бодрым и энергичным. При всех недостатках и противных запахах он все же предпочитал свою планету знойному и пыльному Арракису, пестрому Кайтэйну или тусклому Грумману. Здесь был его дом.

Сейчас барон вместе с Питером де Фризом ехал по движущемуся тротуару из Убежища в столовую, где им предстоял обед в компании племянников барона — Раббана и Фейда. Оба молодых человека соперничали, стараясь завоевать доверие и симпатии барона, борясь за назначение его официальным преемником. Но барон не спешил сделать выбор. Пока ни один из кандидатов не удовлетворял Владимира Харконнена.

Когда дорожка проезжала через парк, уставленный импозантными статуями правителей Дома Харконненов, де Фриз указал патрону на одну из них.

— Птицы снова облюбовали вашу голову, милорд.

Барон посмотрел на свое недавно воздвигнутое скульптурное изображение. Он был представлен в образе стройного молодого человека, застывшего в героической позе с широким мечом в руке. Барон тоскливо подумал о своем прежнем, подтянутом и мускулистом теле, коим он так гордился до тех пор, пока эта ведьма Мохиам не наградила его какой-то хронической хворью. Харконнен с отвращением заметил, что белые подтеки птичьих экскрементов тянулись от макушки статуи до ее бронзовых глаз.

— Умрет еще один служитель парка, — буднично произнес барон.

Когда они приблизились к статуе, к ней уже, запыхавшись, бежал рабочий со стремянкой и моющими растворами. Но было поздно. Наблюдая запоздалое рвение рабочего, барон принялся вслух рассуждать:

— По зрелом размышлении я думаю, что следует казнить и бригадира. В процедуру казни надо ввести, так сказать, птичьи мотивы. Например, можно вырвать глаза с помощью металлического клюва или размозжить им головы стилизованной орлиной лапой. На такие выдумки весьма горазд Раббан. Надо будет обсудить с ним за обедом этот вопрос.

Старший племянник обладал недюжинной силой и был начисто лишен совести. Он был превосходным исполнителем, и иногда бывал очень полезен. Младший брат Раббана Фейд, хотя ему было всего четырнадцать, являл собой полную противоположность брату. Он был коварнее и умнее. Это делало его более подходящим кандидатом на роль преемника барона, хотя и куда более опасным.

— Может быть, стоит велеть вашему племяннику убить всех служителей парка и набрать новых, — предложил де Фриз. — Он сам с удовольствием это сделает, если вы ему не запретите.

Барон отрицательно покачал головой.

— Это будет безумное расточительство. Лучше посеять среди людей страх, но оставить их в живых, чтобы они работали. Я не желаю больше видеть экскременты на головах моих статуй.

Когда бегущий тротуар достиг террасы, барон и де Фриз сошли с него и прошли между столами и обедающей публикой к отгороженному канатами участку с зарезервированным для них столом. Отсюда открывался великолепный вид на закопченное и пропахшее нефтью великолепие Харко-Сити. Раббан и Фейд были уже на месте.

Фейд, одетый в бриджи и пиджак с галстуком, кормил кусочками хлеба голубей, расхаживавших под столом. Когда одна из птиц подошла близко к стулу Фейда, мощный Раббан вскочил на ноги и вспугнул голубя. Фейд посмотрел на старшего брата с нескрываемым раздражением.

Барон нажал кнопку на несущем поясе и приземлился на стул, предварительно убедившись, что голуби не обгадили и его.

— Мне кажется, у нас возникла голубиная проблема, которую надо безотлагательно решить, — сказал он.

Когда де Фриз рассказал об изгаженной статуе, Раббан, как и ожидалось, предложил истребить весь обслуживающий персонал. Фейд, однако, придумал другое.

— Может быть, дядя, нам лучше истребить голубей.

Барон задумчиво покачал головой.

— Да, проблемы надо рассматривать с различных точек зрения. Отлично, Фейд. Да, давайте сначала испробуем это решение.

Когда им принесли обильную еду, де Фриз, понизив голос и улыбаясь окрашенными соком сафо губами, произнес:

— Мы пока не получили никаких известий, но свадьба Лето должна была состояться вчера. Наверняка на Каладане было очень весело: цветы, музыка. Празднества и кровь возлюбленных на алтаре.

— Восхитительная сцена. Я с нетерпением жду новостей… и подтверждения. — Барон мечтательно улыбнулся, представив себе происшедшее на Каладане. — Бедный герцог Лето и его невеста, лежащие мертвыми среди цветов, а мечущиеся охранники тщетно пытаются найти виновных.

— Они обвинят во всем Дом Моритани и, вероятно, Прада Видала, но не Харконнена, — сказал ментат. — Наши внедренные на Каладане агенты ликвидируют последствия возможных ошибок, но если их даже и обнаружат, то примут за агентов Груммана. Никаких следов участия барона Харконнена следователи не обнаружат. Все увидят, что виконт Моритани, как разъяренный салусанский бык, решил отомстить Эказу за смерть сына, а герцог Лето попал под удар совершенно случайно. Как это печально! Какая невосполнимая потеря для народа Каладана!