Алексей Евтушенко - Право на кровь

А доверять собственной интуиции мы учимся сами.

Поэтому, еще особо не задумываясь, что и зачем делаю, я свернул в похожую подворотню на своей стороне улицы, прошел вглубь, затем тихо вернулся, остановился в точно такой же густой ночной тени, в которой прятался незнакомец, и постарался стать невидимым.

Этому нас тоже учат. Кто такой скаут Внезеркалья? В первую очередь – наблюдатель. Наблюдатель же, если он действительно хочет увидеть важное, должен быть незаметен для тех, за кем он ведет наблюдение. И дело тут не только в умелой маскировке на местности, хотя маскироваться мы тоже умеем. Дело именно в том, чтобы стать невидимым для других. То есть войти в такое особое состояние души и тела, когда чужой глаз скользнет по тебе, как по пустому месту, и проследует дальше, не заметив. Это трудно, но возможно, и достигается путем долгих и утомительных тренировок. Но не всеми. Кому-то удается, кому-то нет. Мне в свое время удалось.

В полном молчании мы простояли около часа. Каждый в своей глубокой тени. Следовало отдать ему должное – оставаться совершенно неподвижным долгое время он умел. Наконец тень в тени шевельнулась. Скользнула в глубь подворотни и словно провалилась в стену. Ясно, поднимается по лестнице, больше ему некуда деться. Пересечь улицу – три секунды. Еще секунда, и я уже в другой подворотне, у лестницы, ведущей на второй и третий этажи.

Незнакомец поднимается очень тихо, но я следую за ним еще тише. Он не зажигает ни фонаря, ни спички, ни свечи. Я – тем более. Только луна, время от времени проглядывающая в прорехах среди туч, бросает скупой намек на свет в узкие, высоко расположенные окна на лестничных площадках. Но и этого намека мне хватает, чтобы снизу рассмотреть незнакомца, когда он останавливается ненадолго на площадке между вторым и третьим этажами. Останавливается и прислушивается. Я, разумеется, останавливаюсь тоже. На том, за кем я слежу, длинный темный плащ и широкополая шляпа, очень похожие на мои. При этом он явно выше меня ростом, его руки забраны в черные перчатки, а в едва слышном запахе, который он оставляет после себя, чувствуется странная сладковатая нотка, которую я не могу идентифицировать. И это мне не нравится. Я говорил, что слух и обоняние скаутов Внезеркалья тоже развиваются специальными методами, и у лучших из нас не многим отличаются от обоняния и слуха средней дворняги? Говорю.

Ага, двинулся дальше, остановился на площадке третьего этажа. Здесь только одна дверь – видать, большая квартира. Снова замер. Прислушался, огляделся. Что-то достал из кармана – ключ, отмычка? – приступил к двери.

Хорошо, а если он тут живет?

Ну да. Зачем тогда час торчал в подворотне, ожидая, пока все уснут, и вообще таится?

Ладно, пусть не живет, пусть это вор. Тебе-то какое дело?

Угу, а то я не знаю местных воров…

Два замка, и оба он открыл совершенно бесшумно и быстро. Значит, все-таки ключи. Петли тоже не скрипнули.

Не закрыл.

И тут я впервые понял, что ввязался в чертовски опасное дело, а оружия при мне – один перочинный нож, который я всегда ношу с собой. Правда, лезвие в нем отточено до бритвенной остроты и стопорится, но против серьезного противника это слабоватый аргумент. Впрочем, как применить. К тому же отступать поздно. Если там, за дверью, спит большая и счастливая семья, подобная той, о которой мне пришлось писать сегодня утром…

В тот момент, когда незнакомец проник в спальню и склонился над спящей четой, мне стало ясно, что ждать больше нельзя.

Как он почувствовал мое движение?

Не знаю, но почувствовал, обернулся и выбросил кулак, затянутый в черную перчатку, навстречу моему броску.

Встречный удар – ошеломляющая штука, поскольку скорости – в данном случае моей головы и его кулака – складываются, и энергия удара получается гораздо выше, чем если бы голова оставалась на месте, а двигался бы только кулак.

В правом глазу полыхнуло огнем, и я с грохотом рухнул на пол, кажется, сломав по дороге случайно подвернувшийся стул.

– А-ааа! – завизжала тут же проснувшаяся женщина. – Помогите-е! Воры-ыыы!!! Убивают!!!

Хорошая реакция, молодец. Но у меня тоже неплохая. Удар был силен, однако сознания я не потерял и успел заметить, как чужие плащ и шляпа исчезли в проеме двери, а посему с низкого старта кинулся вслед. Очень хотелось догнать гада и проверить, как держит удар он. И очень не хотелось объяснять перепуганной семье обывателей, почему известный репортер уважаемой городской газеты «Вечерние известия» оказался среди ночи в их квартире.

Четыре лестничных пролета я преодолел в четыре прыжка. Но мой противник, видимо, в два, потому что уже выскочил на улицу в то время, как я только-только пересекал двор.

Никогда не встречал столь быстрых воров. Я выкладывался на полную, но не мог сократить расстояние между нами ни на шаг. Так мы и мчались по пустому ночному городу – две молчаливые безумные тени в плащах и шляпах.

Знакомая пролетка показалась из-за угла как раз в тот момент, когда я начал терять дыхание и отставать. Очень вовремя! У меня еще хватило сил, чтобы вскочить на подножку:

– Достань его, Рошик!

– Сделаем, господин Грег, не уйдет! – весело оскалился лихач с Глубокой улицы и пустил лошадь в галоп.

Я повалился на сиденье, с хрипом глотая воздух. Кажется, пришло время серьезно задуматься о поддержании физической формы. Стареешь, Гриша? Сначала в морду безнаказанно получил, а потом потерпел явное поражение в спринтерском забеге. Скаут называется.

Подкованные копыта лошади высекали из булыжника искры, дважды свистнул кнут, подгоняя и без того резвое животное, но догнать незнакомца не получалось – он мчался, словно чемпион мира. Да нет, куда там чемпиону – быстрее! И скорости не снижал, его плащ по-прежнему мелькал далеко впереди.

– Кто это, господин Грег?! – обернулся ко мне лихач. – За кем мы гонимся, за чертом?!

– Быстрее можешь? – только и спросил я. – Дам на водку – хоть залейся, если догонишь.

– Я не пью, – бросил Рошик, привстал, по-разбойничьи свистнул и крикнул голосом, в котором удивительным образом слились жесткий приказ и нижайшая просьба: – Нажми!! Давай, родная, давай!!

И лошадь дала. Вцепившись в поручень, чтобы не вылететь из коляски, я видел, как мы выиграли сначала пять метров, потом десять, пятнадцать…

– Дав-вай!!! – надрывался Рошик.

Мы бы догнали его точно. Но тут город закончился, и начались предместья. С мощеной улицы, на которой хоть и редко, но попадались зажженные газовые фонари, небывалый бегун свернул на ухабистый грунтовый проселок, наполненный густой ночной тьмой, словно душа алкоголика похмельем, и моему вознице пришлось невольно придержать лошадь, а затем, когда проселок распался на два рукава – широкий и узкий, и вовсе остановиться.