Илья Новак - Петля Мёбиуса (сборник)

– Здесь никого нет, – произнес за его спиной Манок.

– Да-да, идемте дальше…

Снули понял по голосу, что говорит высокий худой взрослый. Снули оглянулся и сразу забеспокоился: второй взрослый, тот, у которого было неподвижное скучное лицо, смотрел на Цепа и высокого, покачивая рукой, в которой держал штуку.

Перед теночкой возвышалось большое бронзовое зеркало. Очень мутное, но кое-что разглядеть было можно. Он отступил, рассматривая отражение – высокая мускулистая фигура в набедренной повязке из перьев, бритая голова, а лицо… Будто смотришь на хищную птицу. Висотла отвернулся и пошел дальше. Куда же все подевались? Никого вокруг, совсем никого, пронизанная солнцем громада пуста…

Каменный коридор с дверями, Висотла стал открывать их и увидел внутри полутемной холодной кладовой еду – тыквы и початки кукурузы. Он съел два початка. Храмовая башня – вот что интересовало его сейчас. Он прислушался и побежал. Впервые за все время, которое Висотла пробыл здесь, он услышал шум.

– Какой-то шум, а? – Младший прислушался. – Или мне кажется?

– Цеп, перестань! – рявкнул Манок.

Цеп с усилием убрал руку ото рта, тихое клацанье смолкло.

– Нет, впереди…

Теперь насторожились остальные.

– Это она поет, – подал голос Снули и тут же испуганно смолк, когда все уставились на него, а потом перевели взгляды на Ену.

– Ена не перестанет, – заметил Манок. – Цеп, возьми ее.

Чина Чичеллино Чезарио смотрел по сторонам. В этом корпусе холла с архивным стеллажом не было, они сразу попали в служебные помещения. Пол усеивали страницы и разорванные обложки книг. Узкая лестница, ведущая к единственной двери на верхней площадке, проем в стене, закрытый широкой белой простыней. Младший отвернул край простыни, заглянул и сказал:

– Наверное, конференц-зал…

Они вошли и огляделись. Откидные сиденья, покрытые дорогим ковром ступени, окна без стекол. Тени летающих снаружи ворон то и дело проносятся сквозь яркий свет солнца…

Ена умолкла.

Очень яркий свет, теплый и нежный, сквозь жалюзи освещает круглую площадку внизу. Кружатся, кружатся пылинки. Там каталка, с одной стороны стойки с колесиками выломаны, этот край держится на широком стоматологическом кресле. Видны лишь торс и ноги того, кто лежит на каталке, верхняя часть тела скрыта подлокотниками. Ноги дергаются. Вокруг кресла семеро голых казусов, на головах белые колпаки с красными крестами. Над креслом склонился казус-толстяк, он завернут в белоснежную простыню. В стороне – чучело из простыней и подушек на треноге, которая когда-то была капельницей. Правая «рука» – скрученный пододеяльник – держит изогнутый стержень; в левой «руке» – пучок стоматологических насадок-буравчиков. На «шее» висит ожерелье – пластиковые черепа из анатомического кабинета. У «ног» железная медицинская утка. Почему-то она дымится.

Толстяк поднял руку, в которой что-то блеснуло, и опустил. Ноги на каталке дернулись. Простыня толстяка перестала быть белоснежной.

– Бааааа… – Звук полился по залу, семеро казусов склонились, выпрямились, опять склонились. – Бааабаа-аабааааабаааааа…

Рука со скальпелем опустилась снова, толстяк начал двигать плечом. Тонкий надрывный визг выплеснулся из кресла, почти заглушив напевный речитатив.

– Бааальным-запрещается-покидать-палаты…

Визг перешел в хрип, ноги согнулись в коленях. Хрип смолк, одна ступня соскользнула с края каталки и закачалась, шаркая пяткой по полу. Толстяк выпрямился, протягивая к окну руку, в которой сжимал что-то бесформенное. Пузырящийся комок засверкал в лучах солнца, вокруг него взвихрились пылинки.

– …после-отбоя!

Снули завизжал, повернулся и толкнул Цепа. Тот, чтобы не упасть, схватился за спинку сиденья, выпустив Ену – она покатилась по ступеням. Небесные казусы что-то забубнили, глядя на фигурку в пальто, которая очутилась у их ног. Толстяк положил сочащийся розовым ком в медицинскую утку и наклонился над Еной со скальпелем в руках.

– Придут-санитары…

Младший увидел, как Снули бежит вниз, а Манок на четвереньках поднимается вверх.

– …придут-санитары…

Цеп стоял, остервенело колотя ногтями по зубам.

– …придутсанитары-придутсанитары-придутсанитары!

Десадо поднял разрядник. Снули визжа проскользнул между ног голых казусов, которые бежали вверх по лестнице, схватил Ену за воротник и потянул.

– Нарушение-режима-карается…

Младший выстрелил. Один из казусов повалился навзничь, остальные бросились на Десадо, тот упал. Его стали пинать ногами и сталкивать вниз по ступеням. Толстяк кольнул Снули скальпелем в лоб и схватил за плечо. Снули укусил его за руку и увидел человека, выскочившего на круглую площадку из скрытого простыней проема.

Висотла был безоружен, а у жреца шакалоголовых в руках сверкал длинный ритуальный нож. Но Висотла был в ярости: шакалоголовые не только убили всех теночков империи, они еще и надругались над храмом, осквернив ритуал жертвоприношения Богу Войны и Солнца. Испуганный жрец в испачканной кровью белой тоге попытался ударить противника ножом в лицо, но Висотла перехватил волосатую лапу.

Чина взбежал по лестнице, грудью распахнул дверь и ввалился в кабинет. Визг Снули все еще стоял в его ушах.

Обычный кабинет. Над письменным столом большой портрет – наверное, хозяина кабинета. Обвислые щеки, богатая седая шевелюра, мясистый нос и разделенный глубокой складкой подбородок: Бруло Десадо Старший. Чина обошел стол и начал один за другим выворачивать на пол ящики. Пачки пластибумаги, счетные машинки, пистолет, авторучки, карандаши, чернильный прибор… Пистолет? Чина поднял его, оглядел и положил на стол.

В ящиках не было того, что он искал. Он выпрямился, глядя по сторонам. Да, это явно кабинет Десадо Старшего. Чина увидел узкую дверь в углу за книжным шкафом и открыл ее.

Там было полутемно – свет падал только через дверь. Комнатка небольшая, у стены мягкий диван, рядом треугольный столик, чуть дальше – тумбочка. Стены задрапированы толстыми коврами, ковер и на полу. Никотин лежал на треугольном столике.

Цеп вышел из ступора. Решив, что с семью казусами ему не справиться, он побежал, таща за собой Манка. Они скатились по лестнице, прошмыгнули через какой-то коридор и попали в просторную, залитую солнцем палату. Клиника ожила – со всех сторон слышались голоса, шелест простыней, шарканье ног. Цеп волочил Манка за собой, не глядя на небесных казусов в простынях и бинтах, которые корчились вокруг, мычали и хрипели. Кто-то ухватил его за плечо, Цеп вывернулся, его попытались сбить с ног, но он, взревев, растолкал всех и вместе с Манком достиг дверей на другом конце палаты. Они очутились в тупике, перед широченным окном. Стекло было разбито, но жалюзи целы. Из двери палаты появилась семерка голых казусов в колпаках.