Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

«Тьфу на тебя», — подумал шаман в сердцах. Он все больше подозревал, что Матьземля вообще не знает, чего хочет.

Ксе остановился, наконец, и обернулся.

Немытая девчонка ковыляла дальше по переулку. Шаман не чувствовал жалости: кто бы она ни была, она не хотела, чтобы ее жалели. Но все-таки явно температурила, и плелась не домой, к маме, чаю и антибиотикам, а в значительно менее теплое место, может быть, даже в никуда… Русый затылок казался хрупким, безобидным и беззащитным.

Ну, допустим, в ней какая-то гадость, от которой Матерь и выворачивает… Но нет такой гадости в мире, которую эта стихия не способна переварить. Уничтожь, богиня. Позови в себя, раствори, разъедини на элементы: нужно ли больше?

Значит, нужно.

«Беззащитным», — осознал вдруг Ксе.

Потом вдохнул и выдохнул.

Он был умелым шаманом.

Он понимал Матьземлю лучше нее самой.

До разгадки было по-прежнему далеко, но теперь Ксе хотя бы знал, что она существует. Разгадка маячила где-то в отдалении и тумане. Будет время на поиски, много времени, сейчас пора действовать. Богиня с большим скрипом мыслит, но чувствует остро и тонко; шаман перенял ее чувства и увидел русую побродяжку — нуждающейся в защите.

В конце концов, девчонка может даже знать, чем и как ухитрилась поставить на дыбы дочеловеческое божество. Хотя бы подсказать, помочь разобраться. Не три года ей, поди, паспорт имеется, и к уголовной ответственности привлечь могут…

Ксе медленно и неслышно пошел за девушкой, попадая в ритм ее шага. Это было несложно, он не один километр отмотал по тонкому миру след в след за Дедом Арьей. Оставалось сделать одно, самое неприятное, и Ксе невольно оттягивал момент, когда он проверит правильность своих действий по реакции Матьземли. Если он ошибся, и та все же не хочет, чтобы девочку защитили, то недогадливый шаман огребет так, что как бы не грохнуться без чувств на проезжую часть…

Ксе стиснул зубы, прикинул, куда будет падать, и нырнул в стихию.

Богиня была в нем.

Богиня чувствовала им.

Он становился богиней, пропуская через себя токи ее тонкого тела, ее странные растительные мысли, ее сложные ритмы и биения; Матьземля рожала, растила, совокуплялась с Неботцом, убивала и зачинала, жила, простиралась, проникала в Ксе, умаляясь до него и понимания происходящего в его теплой человеческой мимолетности…

Она почувствовала его.

И она успокоилась и просветлела.

Шаман улыбался. Настроение взлетело вверх, и не только потому, что он выдержал очередную проверку своих умений. Через чувства Земли он, наконец, увидел «монашку» по-настоящему — пусть не до конца разглядев, на это требовалось время — но увидел и понял.

По крайней мере, половину того, что намеревался понять.

— Зачем? — спросил Ксе вслух, от изумления забывшись.

Матьземля не ответила, конечно. Это был слишком человеческий вопрос, и она не умела на него ответить.

Шаман догнал девочку и обогнул ее.

— Извини, пожалуйста…

Голубые глаза вскинулись и моргнули. Нос засопел.

— Извини, ты меня не знаешь, — торопливо заговорил Ксе, — меня зовут Ксе, я шаман…

Бледное лицо перед ним внезапно и страшно перекосилось. Глаза девчонки расширились и остекленели, она с неожиданной силой толкнула Ксе в грудь, и, путаясь в юбке, рванула по улице вниз с такой отчаянной прытью, точно от этого зависела ее жизнь.

…Это было проще всего.

— Останови, — тихо сказал шаман.

И Земля прижала бегущую к своей груди.

Из-под ее ноги вывернулся камень, кусок расшатанного бордюра; девчонка упала, подвернув лодыжку и хрипло вскрикнув, запуталась в пуховике и шарфе, поднялась, шатаясь. Попыталась бежать снова, но не смогла. Шаман знал, каково это — когда останавливает сама Земля. Голова кружится так, что чернеет в глазах, в груди давит, начинаешь задыхаться, и мышцы отказываются работать; можно только лечь и лежать, с трудом проталкивая воздух в легкие. «Дурочка, — вздохнув, подумал Ксе. — Я же не со злом…» Впрочем, с чего ей об этом знать. Если она кого-то по-настоящему боится, неудивительно…

Ксе глянул и ошалел.

Она ползла.

На четвереньках, тихо подвывая сквозь зубы, заваливаясь из стороны в сторону, она ползла, до последнего пытаясь спастись от него, и даже встревоженная мощь богини не способна была вбить ее в землю.

— М-мать… — выдохнул шаман, кидаясь к девчонке. Добежал, подхватил под мышки, откинул немытую башку, ловя взгляд. Девочка дернулась, толкнула его, но силы ее кончились, вывернуть запястья из рук Ксе она не смогла, и, когда он сгреб ее в охапку, повисла мешком.

— Извини, пожалуйста, — тихо сказал Ксе ей в макушку, — я не хотел тебя пугать. Я ничего плохого не сделаю. Я сейчас все объясню. Понимаешь, я шаман.

Уже не пытаясь бежать, она затряслась и скорчилась на асфальте, тихо скуля.

— Суки, уроды, ненавижу… — дальше шел такой страшный страдальческий мат, что у Ксе мороз подрал по хребту. — Я не могу больше. Ну не могу я больше. Отстаньте от меня. Ну пожалуйста, ну я не могу больше… ма-ма… я же… ну не могу больше…

Стихия покинула Ксе, а с ней ушло высшее равнодушие.

Ему стало жутко.

Он никогда раньше не видел, чтобы с человеком творилось такое. Это походило на… на предсмертную истерику. На корчи загнанной жертвы. Кажется, девочку свела судорога: Ксе никак не мог разогнуть ее и поставить на ноги, а ведь на них могли смотреть из окон, могли показаться прохожие… и даже, хотя об этом не хотелось и думать, могли явиться те, кого она так страшно боялась.

— Тихо, — шептал Ксе, — пожалуйста, успокойся, я ничего плохого не сделаю, я шаман, меня зовут Ксе… ну, Лёша меня зовут, Алексей, Лёша Смирнов я. Я ничего тебе плохого не сделаю. Ну… ну знаешь, кто такие шаманы? Я все объясню, я расскажу. Мы ничего плохого никому не делаем…

— Вы с-суки! — неожиданно выдохнула она, подняв бледное лицо, мокрое и опухшее; выдохнула с такой ненавистью, что Ксе физически обожгло. — Ур-роды… ненавижу. Падлы. Ж-жрецы.

— Я не жрец! — невольно удивился Ксе.

Должно быть, это прозвучало настолько честно, что девчонка подуспокоилась. Моргнула, помотала головой, стряхивая слезы. Вытерла нос рукавом.

— А кто? — прошипела она.

— Я шаман. Я уже сто раз повторил.

— А не жрец?

— Нет.

— Врешь.

— Чем клясться?

— Ничем, — злобно сказала она, поднимаясь. — Знаю я ваши клятвы.

Ксе понял это так, что она ему поверила. Тому жрецу, который должен был оказаться на его месте, предназначались судороги ужаса, ругань и слезы, а никак не мрачный взгляд исподлобья и не выпяченная пренебрежительно губа.

— Ну и на кой ты тут… шаман? — теперь ее трясло от злости.

— Пойдем, — деловито сказал Ксе. Времени на выяснение обстоятельств вполне хватало и еще оставалось. Букинист от Ксе не убежит. И эта вот… проблема — тоже.