Николай Романецкий - Полдень XXI век 2009 № 06

— А ты чего, Терентьич, пришел?

Потапенко положил паяльник и повернулся к деду. На стене над головой едва слышно играло радио.

— Да я вот зашел узнать, не загулял ли ты, соколик? Сегодня ночью моя старуха в сарай из дома выходила. Корова громко мычала. Евдокия подумала: «Забава» телиться начала. Слава Богу, обошлось. Шла обратно, уже в хату зашла, дверь заперла, только хотела с терраски в комнату войти, — старик засмеялся беззубым ртом, — и ты знаешь. Вот дура, — старик снял ушанку, рукой пригладил редкий седой волос на плешине, немного помолчал, качая головой, затем продолжил: — не поверишь, в обморок упала. Загромыхала ведрами, тут я проснулся. Выскакиваю, глаза только продрал. Смотрю, она на полу в ночной рубахе, телогрейку еще не сняла, в галошах лежит и не шевелится. Я, Павлуха, обомлел, — дед хлопнул себя по коленям и подался вперед, — грешным делом подумал, преставилась старая. Бегом к тебе. Колочу в дверь, а ты не слышишь. Побежал обратно в дом одеться. Я ведь в одних трусняках выскочил. Думаю, портки натяну и к Филиповне. Да, — старик замолчал. Усмехнулся, глядя в пол.

Радио «Маяк» пропикало четыре часа. Потапенко услышал едва слышный голос диктора из программы «Новостей».

— Влетаю в хату, — оживился снова старик, — а моей бабки нет.

— Наверное, в комнату зашла. Очнулась, если, ты говоришь — в обморок упала, и легла на кровать.

— Точно. Это я сейчас посмеиваюсь, когда языком чешу. Тогда, паря, было не до смеха. Да. Рассказала Евдокия потом. Говорит, черта видела. Вот дура. Говорит, с неба спускался, словно по ступеням.

Слабая улыбка блуждала на лице Макара.

— Так вот чего пришел. Где ночью шлындался? Не запил?

Напряжение и сосредоточенность сошли с лица Павла. Он натужно усмехнулся.

— Нет, не запил. Спал, наверно, крепко. Не слышал стука.

— Как такое можно не услышать, — напирал дед, — едва замки не снес, в соседнем доме у Братьевых свет зажгли. Там людей поднял, а ты не слышал.

— Ну, так, — неумело оправдывался Потапенко.

В комнате повисла тишина. Такой ответ явно не устраивал деда Матвея, а Павлу нечего было добавить к сказанному.

— Да, — протянул старик, натянул свою затертую ушанку на голову и собрался идти.

— Терентьич, а что Евдокии Ивановне привиделось? — как он ни старался, вопрос вовсе не прозвучал непринужденно.

— Так я тебе уже сказал, — старик встал и пошел к двери, — черта она видела.

Павел тоже поднялся с табурета и проследовал за Матвеем.

— И все? — Его очки блестели в темном коридоре.

Дед остановился у двери, взявшись рукой за ручку. Обернулся и пристально посмотрел на парня.

— И все.

— Ха. Привидится же, — усмехнулся Потапенко.

— Да, — старик открыл дверь и шагнул в светлый квадрат из полумрака времянки.

Макар Терентьевич шел по доскам, пригибаясь под разлапистыми ветвями яблонь, когда его сзади окликнул Потапенко.

— Дед Макар, а в каком часу это было? Ну, когда вы ко мне стучались? — почтальон уже не пытался улыбаться. Его лицо было бледным и серьезным. Старик остановился и обернулся. Он тоже не улыбался. При дневном свете его красные щеки, испещренные сосудами, были похожи на две свеклы, небритое, морщинистое лицо стало еще старее.

— А чего тебе?

— Так, — почтальон пожал плечами.

— Не знаю, — буркнул старик, развернулся и пошел дальше, громко ступая коваными каблуками по доскам.

Павел зашел во времянку и закрыл за собой дверь. Чайник свистел на плите. Проходя мимо стола, он протянул руку и сделал радио громче. Как раз передавали погоду на завтра: «…низкая облачность, возможны осадки. Температура три-пять выше нуля.» Потапенко подошел к плите, снял чайник и поставил его на деревянную подставку. Посмотрел в окно на серое колючее небо. Беспокойство зародилось в его душе после разговора с Терентьичем. Он стоял неподвижно минут пять, прокручивая в голове рассказ старика.

Затем резко развернулся, подошел к столу, выдвинул ящик. Достал прибор размером с радиоприемник, взял исправленную схему и установил в гнездо, после чего присоединил проводки. Боковую панель прикручивать не стал. Павел с трепетом смотрел на творение своих рук. Не спеша, проследовал к окну, сориентировал выходное отверстие устройства на область чуть ниже подоконника, регулировочным роликом выставил мощность и нажал на черную кнопку. Рядом на панельке замигал зеленый светодиод.

Павел с нетерпением наблюдал, как в воздухе стали образовываться буквально из ниоткуда белые, полупрозрачные, едва заметные точки. Они постепенно начали стягиваться к центру, обозначенному излучателем. Плотность микроскопических кристаллов росла. Сначала это была едва заметная паутина, в итоге образовалось облачко, похожее на рыхлую вату. Светодиод погас. Павел медленно опустил руки. Сделал шаг к образованию и потрогал его. Затем поднес ладонь к лицу и стал внимательно ее рассматривать. Он вздрогнул, словно опомнившись, и посмотрел на часы, которые стояли на полу возле кровати.

Прошло чуть больше полминуты, когда он снова обратил свой взор на «вату», зависшую над полом в полуметре. Облачко размером с его перьевую подушку оставалось неизменным. Потапенко наклонился и осторожно надавил на него рукой, постепенно увеличивая нагрузку. Удовлетворенный результатом, решил пойти дальше. Положил прибор на подоконник, развернулся и сел на аморфное образование. Он медленно, с опаской оторвал ноги от пола и приподнял их. Получалось. Он все сделал верно. Период стабильности кристаллизации увеличился вдвое. Павел встал и снова посмотрел на небо. Тяжелые, серые облака, казалось, плыли над самой землей.

«Пусть черт», — радостно и с волнением подумал почтальон.

Независимо от того, сколько значительных произведений подарил минувший год отечественной фантастике, он обречен войти в историю «жанровой» литературы как последний, когда все катилось по накатанной колее. Десять лет назад, в 1998-м, российская НФ была подрублена дефолтом под корень и долго, мучительно выкарабкивалась из образовавшейся ямы. Последствия 2008-го нам еще только предстоит осознать. Странно получилось: долгое время читатели, критики, писатели и даже издатели сетовали на «кризис перепроизводства», однако при должной сноровке и настойчивости любой поклонник фантастики мог найти книгу, удовлетворяющую его взыскательный вкус — пусть даже выпущенную провинциальным издательством тиражом 800 экземпляров. «Малые издательства» хором проклинали книготорговцев, но при этом не прекращали печатать тексты, многие из которых вошли в список обязательного чтения для продвинутых фэнов. Издательства-«монстры» осваивали новые ниши и порой позволяли своим постоянным авторам шагнуть за пределы «формата». В общем, жизнь бурлила, пусть некоторым привередам и казалось иначе, — и вдруг все застыло в одно мгновение. Все, обрыв кинопленки. Вылезай, приехали! Сохранится ли былое разнообразие, рискнет ли в новых условиях кто-то тратить деньги и время на сугубо экспериментальные проекты? Пока на этот вопрос у нас нет ответа.