Сергей Алексеев - Птичий путь

– Хочешь прокатиться? – спросил он будто бы невзначай.

Голос от долгого молчания у нее был надреснутый, хрипловатый:

– Хочу…

Он едва разыскал управляющего с лыжной трассы и за деньги договорился с ним, чтобы включили подъемник. Агентесса забралась в открытую люльку, боязливо поджав ноги, а когда поднялись довольно высоко, огляделась и заговорила тоном старой, ворчливой и обиженной на весь свет жены:

– Корсаков, ты толстокожий бегемот. Неужели не чувствуешь? За нами следят! И прослушивают даже ночью! У меня в спальне кругом микрофоны. Зачем мы сюда приехали?

– Это тебе кажется, – осторожно начал Марат и чуть не вывалился из люльки от внезапного и какого-то низкого, как инфразвук, крика в самое ухо:

– Мне не кажется! Ничего не кажется! Нас снимают! И слушают! Вот! – Она достала из карманчика скатанный, бесформенный комок.

Это и в самом деле оказались радиомикрофоны и портативные, с ноготь, видеокамеры на липучках.

– Откуда это? – Марат даже изумления скрыть не смог.

Роксана сердито отвернулась.

– Вся твоя сакля обставлена… Все, хочу на море. Ты обещал мне море! – Потом резко обернулась, отняла у него свои находки и зашвырнула в каменную россыпь, проплывавшую внизу. – Мне надоели эти горы! – возмутилась при этом. – Из-за каждого камня выглядывают! Ночью смотрят в окна! И лица мерзкие!

– Хорошо, мы завтра же уедем в Балчик, – наугад пообещал Марат.

– Почему не сегодня? Не сейчас?

Объяснять, что Белый домик находится под арестом, он не решился, опасаясь усугубить ее взвинченное состояние, однако про себя решил следующим же утром, не дожидаясь Симаченко, вызвать такси и отправиться к морю.

– Там шторм, – дипломатично уклонился он. – Вода ледяная, низовка пошла, и медузы у берега. А завтра обещают погоду…

На следующий день Марат знаками попросил грека вызвать такси, и тот вроде бы все понял, отрицательно помотал головой – дескать, вызвал, – однако к назначенному часу во дворик зарулил Симаченко. На другой машине, и это, видимо, сначала сбило с толку Роксану. Она села в автомобиль и, лишь когда тронулись, обнаружила за рулем капитана.

– Я же предупредила тебя, Корсаков! – В тесной кабине ее инфразвук давил на барабанные перепонки. – Этот человек тебя предал!..

И внезапно озвучила все, что раньше нашептывала по секрету, – про страшную смерть от яда, удара ножом и утопления.

Симаченко на миг потерял управление, чуть не шаркнул по разделителю полос, потом резко затормозил, ушел на обочину и остановил машину.

– Что-то с рулевым! – попытался он отвлечь внимание и полез было из кабины.

– Сидеть, – велел Корсаков.

Капитан обернулся и уставился на Роксану – в простоватых глазах теперь стоял откровенный страх.

– Ну, признавайся, капитан, – устало предложил Марат, обняв спинку переднего сиденья. – Что ты тут мне приготовил?

– Это кто? – спросил тот.

– Моя жена. Врать при ней не смей.

– Я так и подумал… А то с какой стати везешь из Москвы, когда их здесь…

– Еще что подумал?

На службе Симаченко считался незаменимым сотрудником, если надо было исполнить что-нибудь дипломатическое – как-то подействовать на шефа, чтоб замолвил слово или потребовал, и кому-то дали квартиру, назначили хорошую пенсию, повысили должностные оклады либо закрыли глаза на чей-нибудь залет. Действовал он обычно через семью Сторчака, чаще через его жену, тещу и позже дочку, поэтому лет десять кряду капитана при них и держали. Он не гнушался исполнять их любые, в том числе и тайные желания, например свозить на свидание в Питер безнадежно влюбленную дочь, обернувшись за ночь; вел какие-то секретные имущественные дела с тещей, потрафлял всяческим, иногда и вздорным капризам жены шефа и при этом умел держать язык за зубами. И надо сказать, сам оставался бессребреником, по крайней мере ничего особенного себе не требовал и находил удовольствие в своем положении быть нужным. К концу нелегкой службы он стал настолько влиятельным и так много знал, что раздраженный шеф однажды потребовал убрать его с глаз долой, а потом и вовсе выпроводить на пенсию. Никто толком не ведал, за что, а позже выяснилось, что сорокалетнему пенсионеру удавалось все время увиливать от полиграфа, и когда Сторчак что-то заподозрил и обязал его пройти эту процедуру, обмануть умную машину у капитана не получилось. Однако сути так никто и не узнал. Да и отношение шефа к нему осталось странным: когда Корсаков приобрел недвижимость в Болгарии, Сторчак неожиданно вздумал трудоустроить Симаченко и предложил взять его управляющим…

Капитан покусал бескровные жесткие губы.

– Марат, давай выйдем и поговорим?

– Ты же понимаешь, скрывать что-либо от ясновидящих бесполезно.

– Я не предавал тебя, Марат Петрович! Я сам собирался все рассказать. Но с тобой дама! Искал удобного случая…

– Чтоб дать яду?

– Да ты что, Марат Петрович?!..

– Давай-давай, и по порядку.

Капитан уткнулся лбом в руль – собирался с мыслями.

– Они вышли на меня еще в марте, восьмого числа…

– Кто – они?

– Сын бывшего хозяина Белого домика и его адвокат… Но это прикрытие, я сразу понял. Началось все как обыкновенный шантаж. Торговля, в общем. Показали решение суда о возврате собственности, дали срок. У них тут тоже есть служба судебных приставов…

Корсаков с ненавистью уставился в его затылок, стриженый и вспотевший, как у боксера на ринге. Но спросил лениво:

– Почему не доложил?

– Думал, сам разберусь. А что? Доверенность на управление есть… была…

– Восьмого марта Международный женский день, – зачем-то напомнила Роксана. – Мы с тобой отмечали его уже вдвоем. Ты в первый раз подарил мне букет черных роз. И я впервые почувствовала – ты меня любишь. Или влюблен… Только думала – почему черные?

Симаченко обернулся и опять уставился на Роксану как на бездушный коварный полиграф.

– Не надо гипнотизировать мою жену, – подтолкнул его Марат. – Продолжай.

Должно быть, у капитана пересохло горло – заперхал.

– Я оспорил решение в суде. Заявил, что мы – добросовестные приобретатели, купили у государства, представил документы. И в первой инстанции проиграл… Но этого следовало ожидать, Марат! Они же подготовились… Сейчас подал новую апелляцию, на стадии рассмотрения…

– Кто – они?

– Разведка, Марат. Чьи интересы представляют, сказать трудно. Говорят, международной корпорации. Но я сразу почуял – работают на правительство. Скорее, на Европу, но может быть, и на США. Или на то и другое. Тут я не спец…

– Что предложили?

– Сотрудничество…

– Взамен?

– Гражданство, деньги…

– Ты, конечно, с гневом и презрением отверг.

– Что мне было делать, Марат Петрович? – взмолился капитан. – Раз такая игра началась. А ты три месяца был недоступен! Я же набирал тебя по десять раз на дню! Доверенность заканчивается, не знал, что и делать… Потом гляжу по телевизору, а шефа в какую-то контору назначили. Думал, ты уйдешь, ждал, готовился…