Юрий Иванович - Уникумы Вселенной - 1

Броди тоже собирался, и уже не раз, откликнуться на многочисленные приглаше­ния его коллег из-за границы и переехать на новое место жительства с высокооплачивае­мой работой, но..., как-то всё не получалось. То многочислен­ные поездки на места новых раскопок, то неоконченные статья или книга, то надежды (увы, до сих пор не осуществив­шиеся) что положение улучшится. Да и совсем не хотелось оставлять свой уютный домик, расположенный на тихой харьковской улочке, в старом районе города. Семьи у него не было, из близких родственников тоже никого не осталось. Скорбь о родителях, ушедших из жизни друг за дружкой несколько лет назад, улеглась и в душе остались только самые светлые воспоминания, связанные с отцом и матерью. Будучи раз женат, Александр поте­рял жену из-за частых и длительных отлучек. Они расстались, так и не решившись заиметь детей и уже давно были совсем чужими, далёкими друг для друга людьми.

Зато была огромная куча друзей, которые хоть и разбрелись по всему свету, посто­янно поддерживали самые тесные отношения и, бывая в Харькове, в первую очередь ста­рались встретиться с Александром Броди, которому ещё в студенческие годы все едино­душно присвоили кличку Плинтус. Прозвище это, которым пользовались очень многие друзья и знакомые, прилипло к Саше ещё в десятом классе. Именно тогда, дабы не очень отличаться от одноклассников (а был он на два года младше) молодой Броди придумал для себя универсальное слово. С этим словом и с помощью различных прилагательных, он охарактери­зовывал любого человека. Например: плинтус драный, плинтус двинутый, шибко грамотный плинтус. Позднее он стал применять это же слово и к девуш­кам, только добавляя окончание "-ья": стройная плинтусья, хитро сделанная плинтусья, плинтусья очаровательно фрезернутая. Как часто бывает, в таких случаях, слово прилипло к нему са­мому и стало его прозвищем. Но он не оби­жался, а на вопрос "Почему?", отвечал: "У них не хватает фантазии и мне даже приятно, когда меня цитируют и во всём подражают". В школу Саша пошёл в пять лет и тянул, вначале, чуть ли не на вундеркинда. Но все по­пытки за год окончить два класса оказались безуспешными: он так и окончил десятилетку самым маленьким среди соучеников. Зато с отличными отметками и со зна­ниями, намного превышающими планку среднего образования.

Может, его бы и обижали более сильные и задиристые товарищи по классу, если бы не его сосед по улице, с которым они сидели на одной парте. Тот выглядел вообще громи­лой, так как пошёл в школу в восьмилетнем воз­расте. Мускульная сила Митька и разно­сторонняя эрудиция Санька соедини­лись в мощный тандем дружбы и взаимовыручки, ко­торый удивлял очень мно­гих, но сохранился на всю жизнь. У Митьки уже с третьего класса было про­звище, которым его в глаза мог назвать только Саня. Все остальные при этом нарывались на крупные неприятности. Дело в том, что Митя всегда мечтал стать космонавтом и, однажды, напялил на голову старый чайник, который смогли снять лишь через несколько часов, разрезав специальными кусачками обод чайника возле шеи. Но даже после того, как его стали называть "Чайник", он не перестал мечтать о космосе и сделал эти мечтания своей целью в жизни.

А когда родители Александра, мечтавшие сделать из того светило в ми­ровой меди­цине, настояли на поступлении последнего в мединститут, Дмитрий, недолго думая, по­шёл поступать вместе с другом, выдвигая веский аргумент: "В космосе врачи тоже нужны!" И они продолжали учиться вместе, но уже в выс­шем заведении.

Медицина - медициной, но у Александра Броди была в жизни другая мечта. Про­чи­тав в детстве чудесную и интересную книгу про археологов, кото­рые занимались под­вод­ными раскопками в водах Черного моря, он загорелся желанием самому найти что-то древнее и давно утерянное. Прикоснуться к ис­тории, покрытой мраком многовековой тайны; вернуть к жизни утраченные факты, забытые человечеством. Получая медицинское образование, он тратил всё своё свободное время на углубление знаний по истории, архео­логии и, даже, на изучение древней письменности.

Поэтому, когда мединститут был закончен, Александр тут же поступил в Донецкий университет на исторический факультет. Друг Дмит­рий, понимая, что история не вяжется с космосом, после торжественных взаим­ных обещаний дру­жить вечно, рванул в Москву, где с блеском поступил в авиа­ционный институт, из которого вела хорошо протоптанная дорога в центр под­готовки космонавтов.

А для Броди началась интереснейшая и увлекательная жизнь, проходив­шая в даль­них и ближних экспедициях. Огромный мир перед ним стал раскры­ваться во всём своём историческом и неповторимом многообразии: подводные города древности, загадочные рисунки и надписи в глубоких пещерах, уникаль­ные находки в доисторических захороне­ниях. Всё это завертело и закружило, забрав всю энергию до последней капли, лишив лич­ной жизни и не оставляя времени даже на отдых. Вместо отпусков, Александр, часто за свои деньги, мчался на очередной край света в поисках нового элемента неизвестного про­шлого. И из этих элементов он, с огромной любовью, помогал складывать многоликую и разно­цветную мозаику истории человечество.

А его лучший друг, Дмитрий Сергеевич Гоянюк, действительно стал космонавтом. И хоть был гражданином России, а не Украины, продолжал при­езжать в Харьков. И даже выполнял некоторые личные просьбы Александра Константиновича Броди, осуществляя фотографирование и измерения намечен­ных поверхностей Земли из Космоса. Эти данные космонавт передавал своему другу археологу в частном порядке, совершенно не беспоко­ясь, что об этом уз­нает московское начальство. Объектами, интересующими Броди были, как пра­вило, безжизненные пустыни, над территорией которых космонавтам полагался от­дых. Поэтому внеурочное время, которое тратил на фото и исследования Дмитрий, опла­чивалось искренним интересом учёного друга и простой челове­ческой благодарностью. Тем более, что для Плинтуса, Гоянюк сделал бы всё, что угодно.

Ожидание всемирно известного космонавта, тоже было одной из при­чин, из-за ко­торой Александр не выезжал из Харькова уже больше года.

И была ещё одна тайна. Два года назад, в Крыму нашли очень странное захороне­ние. В нём видимо хоронили своих жрецов или шаманов какие-то местные древние на­роды. И хоронили, просто-напросто скидывая последних на скелеты предшественников. Поэтому дно захоронения покрывал толстенный слой перемолотого праха. Но не это впе­чатлило, а то, что последние, мало-мальски сохранившиеся кости датировались более чем тремя тысячелетиями. И самое главное - среди бесполезной массы истлевших ве­щей и бессмысленной мишурной атрибутики, в специальной герметической яме были обнару­жены более ста серебряных пластин, каждая площадью до одного квадратного метра. На­ходки были залиты специальным смоляным раствором, состав которого так и не удалось выяснить полностью. С обеих сторон каждой пластины, мелким шрифтом, были нанесены способом маркировки письмена, которые не встречались никогда ранее!