Михаил Михеев - Школьный убоpщик

- Ну, ну, - подбодрил его Алешкин.

- ...о женщины... ничтожество вам имя...

- Вот это да, - опешил Алешкин. - Ай-да программисты! Слушай ты, этого Евгении Всеволодовне не скажи. Она хотя Шекспира, как я знаю, любит, но с такой цитатой ты вряд ли ей больше понравишься. Ох, боюсь я за тебя, ТУБ. Трудно тебе там будет. А мне все же хочется, чтобы ты ей понравился.

- понял... нужно понравиться... - хрипнул ТУБ.

- Вот именно. Тогда все будет хорошо. Давай-ка я тебя от копоти очищу.

Пока Алешкин чистил и мыл ТУБа, наступил вечер. Но откладывать знакомство с Евгенией Всеволодовной у Алешкина уже не хватило терпения...

- Садись в машину, - сказал он ТУБу.

Космика собиралась ложиться спать. Она уже разделась и сидела на стуле, болтая ножками, дожидаясь, когда Евгения Всеволодовна приготовит ей постель.

- Б'уш, - (так Космика сокращенно называла бабушку), - а у меня всегда такое брюхо будет?

И Космика похлопала ладошками по голому животику.

- Какое брюхо?

- Ну живот, видишь, какой толстый. Никакой фигуры нет.

- Какую еще тебе нужно фигуру?

- Вот такую... - Космика показала в воздухе руками. - Как у нашей хореографички. Чтобы - красивая. Я хочу нравиться.

- Ты мне и такая нравишься.

- Ты - это не считается. Я хочу всем нравиться. Чтобы за мной ухаживали.

Евгения Всеволодовна искоса взглянула на Космику.

- Знаешь, посмотри-ка там, который час.

Космика слезла со стула.

- И смотреть нечего, - сказала она. - Сейчас ложусь.

Она забралась под одеяло и закинула руки за голову. Некоторое время разглядывала потолок, потом зевнула.

- Б'уш, ты мне опять гипнопедию на ночь включишь?

- А что?

- А не хочется. Надоела мне твоя гипнопедия.

- Должна же ты знать иностранные языки. Французский ты выучила. Теперь нужно учить английский.

- Не интересно во сне учить. Вот ложусь спать и не знаю, как по-английски стол или дверь. А утром просыпаюсь и уже знаю: <����тейбл> или там <����доо>. Скучно.

Она повернулась на бок и положила под щеку ладошку.

- Ладно уж, я сейчас засну, только ты сразу не включай. Может быть, я сон какой-нибудь интересный успею посмотреть.

В оранжерее горел свет. Алешкин оставил ТУБа возле двери, а сам спустился вниз. На него пахнуло влажным теплым воздухом. Автощетки высунулись из-под ступенек и быстро обмели ему ботинки - Евгения Всеволодовна боялась не пыли, а посторонней цветочной пыльцы, которую случайно могут занести в теплицу на ногах.

- Смотрите, какая прелесть! - сказала она.

На невысокой подставке стоял большой цветочный горшок, из которого торчал зеленый шар, усыпанный длинными рубиновыми колючками.

- Красавец, не правда ли?

Алешкину пришлось согласиться.

- Из Англии получила. Из ботанического сада. Гибридный кактус, не буду называть его по-латыни: и длинно, и все равно не поймете. Редкость в нашем мире. Скоро зацветет, видите. А цветет раз в пять лет... Но вы ко мне не затем, чтобы смотреть на кактус, конечно.

- Да. И я не один.

Евгения Всеволодовна повернулась к дверям, вздрогнула и даже отступила на шаг.

- Мой бог! - сказала она.

Конечно, это был тот же старый Шекспир... однако такое начало совсем не понравилось Алешкину.

- Не пугайтесь, что вы, - сказал он. - Это же обыкновенный ТУБ.

Широкоплечая прямоугольная фигура закрывала весь просвет дверей. Евгения Всеволодовна встречалась с ТУБами только по телевидению и никогда не относилась к ним серьезно, считая их чем-то вроде заводных кукол, почти игрушек для космонавтов. Она всегда была невнимательной к технике.

- Я не боюсь, - сказала она. - Просто эта подделка под человека вызывает у меня неприятное впечатление.

- Жаль. А мне так хотелось, чтобы эта, как вы назвали, подделка вам хоть чуточку понравилась.

- Зачем, Алешкин?

- Так, - уклонился Алешкин. - Нужно же вам привыкать когда-нибудь. Ведь это наши будущие помощники.

- Я думаю, это произойдет не скоро.

- Кто знает. Можно, я приглашу его сюда?

- Он ничего не раздавит?

- Нет. Он аккуратнее, чем я. ТУБ!

- ...я слушаю... - хрипнул ТУБ.

Евгения Всеволодовна чуть вздрогнула.

- Подойди! - сказал Алешкин,

ТУБ переступил порог, он Прихрамывал и волочил правую ногу, но спустился неторопливо и аккуратно.

- Познакомься, ТУБ, это - Евгения Всеволодовна

- ...здравствуйте... - сказал ТУБ.

Он сделал еще шаг вперед и протянул руку. Алешкин смутился - ТУБ никогда не протягивал руку первым И потом только разглядел в пальцах ТУБа цветок

- Что это, Алешкин?

Пожалуй, Алешкин удивился цветку больше, чем Евгения Всеволодовна. А он-то считал, что знает пределы сообразительности ТУБа. Ай да программисты!

- Он дарит вам цветок... и знаете, Евгения Всеволодовна, хотя, может быть, стыдно в этом признаться, но я здесь ни при чем. Это не инсценировка, поверьте. Я только сказал ему, что мне хотелось, чтобы он понравился одной женщине. Кто-то когда-то научил его этому, ну... что женщинам дарят цветы. И он сорвал этот цветок, очевидно, еще у меня дома. Клянусь Ганимедом, что это так.

Евгения Всеволодовна взяла цветок. Она прикоснулась к пальцам ТУБа и удивилась - пальцы были теплые.

- Спасибо! - сказала она. - Спасибо, ТУБ. Да, это цветок из вашего садика. Я сама давала семена Мей. Лилия, лилиум кандидум.

И Алешкин с изумлением уставился на ТУБа. Ну и ну! Надо же...

Решив, что ТУБ успел расположить к себе Евгению Всеволодовну, Алешкин подумывал, что пора начинать главный разговор...

Она сама пошла ему навстречу.

- А все же зачем вы его ко мне привели?

- Вы не догадываетесь?

Тогда она догадалась. Она только не могла в это поверить.

- Вы сошли с ума, Алешкин. Вы забыли, что у нас дети.

- Вот о них я только и думал все эти дни. Если бы не наши детки, я бы за него и не беспокоился. Да, да, я беспокоился только за него. Сам ТУБ безопасен, он никому не причинит вреда, он так сконструирован. У него две ступени биозащиты. Он никого не толкнет, не наступит на ногу и никого не обидит...

- Вот как. Вы боитесь, что его могут обидеть дети. Неужели его можно обидеть?

- Ну, в переносном смысле, конечно. Он предельно правдив и предельно доверчив - если можно применить эти слова к машине, которая сама не понимает их смысла. Эту доверчивость легко использовать ему во вред. Вот этого я и боюсь. Но, говоря от его имени, у него больше нет выбора. Он списанный.

- Как списанный?

- Очень просто, как негодный для дальнейшей эксплуатации. Это же не живое существо, а техническая поделка, и на него распространяются строгие технические законы. По этим законам он подлежит разборке и уничтожению, как некачественный механизм. Только мы и сможем... фу, чуть не сказал: спасти ему жизнь.

Алешкин нашел верный ход. Евгения Всеволодовна задумчиво повертела в руках цветок, осыпавший ее пальцы желтой пыльцой.