Клиффорд Саймак - Грот танцующих оленей: Фантастические рассказы

— Тебе уже приходилось сталкиваться с такими вопросами, — заметила Харриет чуточку резковато, — И ты всегда говорил — я не раз от тебя это слышала, — что в один прекрасный день какой-нибудь исследователь даст на них ответ. Ты не ломал над ними голову днями напролет. Почему же ты сейчас не можешь выкинуть это из головы?

— Потому, черт побери, — сказал он ей, — что это происходит здесь, прямо у меня под носом! Потому, что есть Тед, и Херб, и Берт, и еще множество других людей — и с каждым днем их становится все больше и больше. А я ничего не могу с этим поделать. Мне не приходит в голову ничего толкового. Я в полной растерянности. Я связан по рукам и ногам, и мне не нравится это ощущение.

— Беда в том, что ты чувствуешь себя виноватым. Пора с этим заканчивать.

— Ладно, — сказал он, — Я закончу.

Но он не сдержал своего обещания.

Он сделал то, что тогда казалось довольно бессмысленным: заглянул в кондитерский магазин «Смешной фермер» и выяснил, что за последние три года продажа сладостей возросла почти на четверть. Он позвонил владельцам двух маленьких заводиков на окраине города и услышал, что количество отпусков по болезни и прогулов за последние несколько месяцев увеличилось на целых десять процентов. В аптеке он поговорил со своим старым другом-фармацевтом, и тот сообщил, что спрос на болеутоляющие, отпускаемые без рецепта, взлетел так, как никогда на его памяти.

Тогда он позвонил доктору Герману Смиту из Спринг-Вэлли.

— У вас найдется минутка поговорить с конкурентом? — спросил он.

Смит фыркнул.

— Вы мне не конкурент. Мы же прояснили этот вопрос много лет назад, помните? Вы работаете на своей стороне улицы, я — на своей. Территории поделены и огорожены, и мы заключили джентльменское соглашение не нарушать границ. Но я не открою вам ни одного своего профессионального секрета, если вы звоните за этим.

— Нет-нет, вовсе не за этим, — успокоил его Бентон. — В последнее время я сталкиваюсь с кое-какими странностями и хотел узнать, замечаете ли и вы что-то подобное.

Голос Смита посерьезнел.

— У вас озабоченный тон, Арт.

— Не озабоченный, нет. Озадаченный, вот и все.

Он рассказал Смиту обо всем, что бросилось ему в глаза, не упомянув, однако, об Эбботе.

— Думаете, это важно? — спросил Смит.

— Ничего не могу сказать о важности, но дело очень странное. С виду для этого нет никаких причин, никаких оснований. Мне было бы интересно узнать, происходит это только у нас или…

— Если хотите, я могу просмотреть свои записи.

— Будьте так добры, — сказал Бентон.

— Без проблем. Я свяжусь с вами примерно через неделю. Даже начерчу графики, чтобы сравнить их с вашими. Ну, то есть, если что-нибудь найду.

Неделя доктору Смиту не понадобилась. Через четыре дня Бентон получил объемистый конверт. Открыв его, он обнаружил внутри не только графики, но еще и статистические таблицы и ксерокопию листка с заметками.

Бентону не нужно было доставать из ящика свои графики: он уже помнил их наизусть. Едва бросив взгляд на разложенные на столе графики Смита, он мгновенно понял, что они практически точь-в-точь совпадают с его собственными.

Он тяжело опустился в свое кресло и так крепко вцепился в подлокотники, что заболели пальцы.

— Я был прав, — сказал он себе, — Да поможет нам Бог, я был прав!

Когда открылся сезон охоты на птиц, Бентон поехал на ферму к Эзре Пайку пострелять фазанов, мысленно положив себе не забыть спросить о Баррах, которые были ближайшими соседями Пайка. Но так и не вспомнил об этом.

У Пайка накопилась масса всего, что он хотел показать доктору: загон с поросятами, толстенькими и лоснящимися, которых он откармливал к осенней ярмарке; отборная пшеница с крохотного участка, которую он выращивал ради собственного удовольствия и намеревался затем отвезти в Миллвиль, на старинную водяную мельницу, чтобы ее превратил в муку добродушный полусумасшедший отшельник, никак не желавший понять, что он живет в двадцатом столетии; бочонок с сидром, сделанным Пайком из плодов древней высохшей яблони, единственной на всю округу еще дававшей знаменитые снежные яблоки, — Бентону по традиции предоставлялось право снять с него пробу. Надо было побеседовать о политике и о растущих ценах на продукты; о том, сколько бензина тратится впустую из-за оборудования, которое установили на все машины для борьбы с загрязнением воздуха; о последнем, довольно вялом скандале, о котором судачили в округе, — в нем были замешаны юнец, которому едва стукнуло двадцать, и вдова, годившаяся парнишке в бабушки.

Они подстрелили нескольких фазанов, отведали свежего яблочного пирога, запивая его молоком, — и о чем только не говорили, не замечая, как текут часы.

Лишь на полпути к дому Бентон вспомнил, что так и не спросил о Баррах.

В следующую субботу он отменил утренний прием, положил в багажник машины ружье и поехал в холмы — якобы для того, чтобы пострелять перепелов. Он каждую осень по нескольку раз выезжал на перепелиную охоту, но сейчас его интересовали не перепела, а возможность потереться среди обитателей холмогорья.

На вопрос, кто они такие, они ответили бы: фермеры. Но лишь единицы из них действительно занимались сельским хозяйством. Их участки в большинстве своем располагались на крутых склонах и лишь местами — в лощине у ручья или на уступе склона — были достаточно горизонтальными, чтобы плуг мог вспахать землю. Они сажали кукурузу для откорма тощих свиней, в основном рыскавших по лесам в поисках желудей, выращивали картофель и возделывали небольшие огороды. Иногда они выращивали и другие зерновые, но в основном обходились кукурузой, картофелем и зеленью с огорода. Женщины консервировали уйму овощей, поскольку электричества, чтобы их заморозить, не было, а даже если бы и было, не многие из здешних могли наскрести денег на холодильник. На грядках росла клубника для еды и заготовки впрок, в лесу в изобилии родились ежевика и малина. К исходу осени погреба обитателей холмов заполнялись консервированными овощами и ягодами, картофелем и зимними яблоками, снятыми с чахлых деревьев в их куцых садиках.

Ведя машину, Бентон уже в который раз задумался, как эти люди год за годом умудряются выживать. Обычно у каждой семьи имелась корова или две, а также несколько свиней и замызганные куры. Свиней, как правило, резали на мясо, а не продавали на рынке, и на задних дворах многих ферм имелись коптильни, где приготовляли ветчину и копченую грудинку. Дичь вроде кроликов, белок, енотов и изредка оленей — обычно добытая с потрясающим пренебрежением ко всем законам об охоте — помогала разнообразить их рацион. Частой гостьей на столе была рыба из многочисленных ручьев, равно как хохлатые куропатки и перепела. Так или иначе, но они умудрялись питаться вполне сносно круглый год.