Клиффорд Саймак - Звездное наследие: Фантастические романы

— Но как вам это удалось? — спросил Гэри, — Анабиоз и в наши-то дни — камень преткновения для ученых. Каких-то успехов они добились, конечно, но не слишком впечатляющих. А вы умудрились провести в анабиозе тысячу лет!

— Лекарства, — сказала она. — Особые марсианские препараты. Очень редкие и тщательно скомбинированные. Они замедляют обмен веществ почти полностью. Но с ними надо быть чрезвычайно осторожным. Стоит чуточку переборщить, и метаболизм остановится совсем. А это означает смерть.

— Стало быть, то, что я вам вколол, — Гэри показал на шприц, — было своего рода противоядием.

Девушка серьезно кивнула.

— А жидкость в резервуаре, — продолжал Гэри, — препятствовала обезвоживанию организма и одновременно подпитывала его? Много пищи вам не требовалось, раз обмен веществ был почти на нуле. Но как же рот и ноздри? Жидкость…

— Маска, — сказала она, — Химическая смесь, которая держалась в растворе и испарилась, как только подверглась воздействию воздуха.

— Вы обо всем подумали.

— Пришлось. За меня некому было думать.

Она соскользнула со стола и медленно подошла к Гэри.

— Минуту назад вы мне сказали, что ученым так и не удалось решить проблему анабиоза.

Он кивнул.

— То есть они до сих пор не знают про эти лекарства?

— Кое-кто из них охотно отдал бы правую руку в обмен на информацию о таких препаратах.

— Тысячу лет назад у меня была эта информация, — проговорила девушка. — У меня и еще у одного человека. Хотела бы я знать… — Она осеклась и внезапно воскликнула: — Уйдемте отсюда! Это место внушает мне ужас.

— Хотите что-нибудь взять с собой? — спросил он. — Вам помочь?

Она нетерпеливо отмахнулась.

— Нет. Я хочу забыть это судно.

«Космический щенок» неуклонно приближался к Плутону. Из машинного отделения доносилось приглушенное урчание геосекторов. Иллюминаторы глядели в эбонитовую тьму пространства с его бесчисленными сторожевыми постами — крохотными стальными звездочками. Стрелка на индикаторе подползла почти вплотную к отметке «тысяча миль в час».

Не вставая с кресла, Кэролайн Мартин подалась вперед, не в силах оторвать глаза от бесконечности, простиравшейся впереди.

— Всю жизнь бы так сидела и смотрела? — восхищенно заявила она.

Гэри, откинувшись на спинку пилотского кресла, тихо сказал:

— Я все думаю о твоем имени. Где-то я его уже слышал. Или в книге какой-то читал?

Девушка мельком взглянула на него и вновь уставилась во тьму.

— Все может быть, — проговорила она наконец.

Они замолчали, и только мурлыканье геосекторов нарушало тишину.

Потом Кэролайн повернулась к Гэри, подперев подбородок ладошками.

— Может, ты и читал обо мне, — сказала она. — Не исключено, что имя Кэролайн Мартин упоминается в ваших исторических книгах. Видишь ли, во время войны с Юпитером я была членом марсианско-земной научной комиссии. Я так гордилась этим назначением! Целых четыре года после окончания университета я пыталась найти работу по специальности: хотела скопить немного денег, а потом вернуться в университетскую лабораторию.

— Начинаю припоминать, — сказал Гэри, — Хотя, возможно, я что-то путаю. По-моему, историки называли тебя предательницей. Тебе вроде даже вынесли смертный приговор.

— Я и была предательницей, — В голосе ее прорвалась неизбывная горечь. — Я отказалась передать военным свое открытие, которое могло помочь им выиграть войну. Правда, заодно оно могло разрушить всю Солнечную систему. Я им объясняла, но что толку объяснять военным! К тому же они были в отчаянном положении. Мы в то время проигрывали войну.

— Мы так ее по-настоящему и не выиграли, — сказал Гэри.

— Меня приговорили к космосу, — продолжала Кэролайн, — Заперли на том судне, где вы меня нашли, а потом военный крейсер отбуксировал его к орбите Плутона и оставил. Судно и тогда уже было не новое, с устаревшим оборудованием. Ракеты из него повыдергали, я оно стало моей тюрьмой.

Взглянув на возмущенные лица спутников, она жестом велела им придержать эмоции.

— Об этом историки умолчали, — заметил Херб.

— Возможно, военные скрыли от них, — откликнулась Кэролайн. — Война толкает людей на такие безумства, о которых они не любят вспоминать в мирное время. В рулевой рубке — очевидно, в насмешку — мне устроили лабораторию. Чтобы я могла продолжать свои исследования, сказали они. Исследования, которые мне уже не придется им отдавать.

— А твое открытие действительно могло разрушить систему? — спросил Гэри.

— Да, — ответила она, — могло. Потому-то я и отказалась отдать его военному совету. А они за это объявили меня предательницей. Думаю, они надеялись меня сломить. Рассчитывали, что в конце концов, напуганная перспективой заточения в космосе, я расколюсь и подниму кверху лапки.

— А когда ты не сдалась, — сказал Херб, — они уже не могли отступить. Не могли позволить тебе рассказать об их методах.

— Кстати, твоих записей так никто и не нашел, — добавил Гэри.

Девушка постучала тонким пальчиком себя по лбу.

— Все мои записи были здесь, — заявила она.

Гэри удивленно уставился на нее.

— Они и сейчас здесь, — сказала Кэролайн.

— Но как тебе удалось достать препараты для анабиоза? — спросил Гэри.

Она помедлила с ответом.

— Я не люблю об этом вспоминать, — сказала она наконец. — Слишком тяжело. В общем, у меня был коллега. Примерно моего возраста. Он, должно быть, давно уже умер.

Кэролайн помолчала, собираясь с мыслями.

— Мы любили друг друга. И вместе открыли процесс погружения в анабиоз. Мы тайком работали над этим проектом в течение нескольких месяцев и как раз добирались обнародовать результаты, когда меня забрали. Больше я его не видела. Ко мне не пускали посетителей.

В космосе, после того как ушел военный крейсер, я чуть было не спятила поначалу. Я придумывала себе всякие занятия. Каждый день наводила порядок в лаборатории, переставляла колбы и приборы и вдруг наткнулась однажды на лекарства, запрятанные в ящичек с химикатами. Только один человек в мире знал о них, не считая меня. Там же лежали два шприца.

Гэри раскурил потухшую трубку.

— Я понимала, какой это риск, — продолжала девушка, — Но человек, которого я любила, явно рассчитывал на то, что у меня хватит духу рискнуть. Возможно, он вынашивал какой-нибудь безумный план, собираясь вызволить меня из заточения. Наверное, что-то ему помешало. Или он устал и сдался. А может, погиб на войне. Но он дал мне шанс — единственный и отчаянный шанс в борьбе с судьбой, на которую обрек меня военный трибунал. Из стальных перегородок машинного отделения я соорудила резервуар. Трудилась над ним несколько недель. Сделала надпись на медной пластинке, потом вышла наружу и вытравила строку возле люка. Боюсь, получилось не очень изящно.