Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы

Голова, как и тело, лежала спокойно, не шевелясь, и вдруг открыла один глаз — тот, что наверху. Голубой глаз, ясный и прозрачный, кроткий и ничуть не испуганный.

— Он жив! — воскликнула Элейн и бросилась к дракону.

Хортон попытался предостеречь ее криком, остановить, но

Элейн уклонилась от протянутой руки и упала на колени рядом со страшной головой. Взяла голову в руки, подняла и прижала к груди. Хортон окаменел, боясь шевельнуться, боясь издать еще хоть какой-нибудь звук. Раненое, искалеченное существо — один рывок, один удар этого свирепого клюва, и…

И ничего не случилось. Дракон остался недвижим. Элейн бережно опустила голову обратно на землю и погладила самоцветную шею. Дракон сморгнул, длительно и неспешно, и навел на нее пристальный взгляд.

— Он понимает, что мы друзья, — заявила она, — Понимает, что мы не причиним ему вреда…

Дракон сморгнул снова, и на сей раз глаз остался закрытым. Элейн продолжала гладить ему шею да еще принялась что-то ласково напевать. Хортон не шевелился, прислушиваясь к тихому пению, — только оно и нарушало (если нарушало) воцарившуюся на гребне ужасную тишину. Далеко внизу, на противоположной стороне Пруда, игрушка, которая была Никодимусом, все так же стояла над пятнышком, которое прежде было Плотоядом. Еще дальше по берегу различалось пятно покрупнее — разваленный холм, откуда вылупился монстр. От самого монстра просто ничего не осталось.

А ведь он знал про монстра, вспомнилось Хортону, или по меньшей мере ему следовало бы знать. Только вчера он карабкался на холм, карабкался на четвереньках, потому что иначе крутизну было не одолеть. Не дойдя до вершины, он решил передохнуть, растянулся на склоне плашмя и ощутил под собой вибрацию, подобную биению сердца. Но, как ему помнилось, он внушил себе, что это бьется его собственное сердце, изнуренное крутым подъемом, и к правильной догадке больше не возвращался.

Он снова посмотрел на дракона и уловил какую-то недобрую перемену, но, даже уловив перемену, не сразу разобрался, в чем она.

— Элейн, — тихо позвал он, — Элейн!.. — И, как только женщина ответила ему взглядом, произнес: — Дракон умер. Краски гаснут…

Краски продолжали гаснуть у них на глазах. Чешуйки теряли искристость, красота уходила. Из великолепного чуда дракон превращался в большую серую тварь, и ни у кого не могло возникнуть сомнений, что тварь мертва. Элейн медленно поднялась на ноги и отерла лицо, мокрое от слез, сжатыми кулачками.

— Но почему он умер? — спросила она исступленно. — Почему? Если его заточили во времени, если время для него остановилось, он должен бы выйти на волю таким же бодрым и сильным, каким был в момент заточения. Ведь время для него просто не существовало. Он не мог претерпеть никаких изменений…

— Мы не знаем о времени ровным счетом ничего, — заметил Хортон, — Да и те, кто заточил дракона, могли разбираться во времени хуже, чем вообразили себе. Может, время не поддается такому четкому и надежному контролю, как они рассчитывали. Они полагали, что создали безупречную конструкцию, а на деле в ней оказались неполадки…

— Ты думаешь, что временной склеп оказался неисправным? Что где-то была протечка времени?

— Этого мы не знаем и не узнаем, — ответил Хортон. — Для нас время до сих пор — полная загадка. Вернее, чистая теория — мы, по сути, не знаем, существует ли оно вообще. Заключение во временном склепе могло неблагоприятно сказаться на живых тканях или на мыслительных процессах. А может, продолжительность заключения оказалась больше расчетной. Может, вмешался какой-то фактор и монстр развивался и рос, прежде чем вылупиться, много дольше, чем обычно.

— А все-таки удивительно, — сказала она, — как повернулись события. Не угоди Плотояд на эту планету и не окажись он тут в ловушке, монстр мог бы сейчас разгуливать на свободе…

— И еще Пруд, — добавил Хортон. — Не подними Пруд тревогу, не предупреди он нас криком…

— Ах вот в чем было дело! Вот как ты узнал! Но Пруду-то чего было бояться?

— Вероятно, он почувствовал исходящее от монстра зло. Может, Пруд вовсе не так невосприимчив к злу, как кажется.

Преодолев небольшой уклон, она стала с Хортоном рядом и сказала задумчиво:

— Ушла красота. Это ужасно. Красота во Вселенной редкость, ни одной ее частицей нельзя пренебречь. Вот почему еще смерть так чудовищна — она убивает красоту…

— Сумерки богов, — произнес Хортон.

— Сумерки?

— Еще одна древняя земная история, — пояснил он, — Монстр, дракон и Плотояд. Все трое погибли. Великий час окончательной расплаты…

Она вздрогнула, несмотря на яркое солнце, пышущее теплом, и предложила:

— Пойдем обратно…

Они сидели у догорающего костра.

— Кто-нибудь из вас, — осведомился Никодимус, — хотел бы позавтракать?

Элейн молча покачала головой. Хортон поднялся на ноги.

— Пора, — сказал он, — Больше нас здесь ничто не удерживает. Но странная штука, разумом я прекрасно все понимаю, а уходить не хочется. И пробыли-то мы здесь всего три дня, а показалось гораздо дольше. Элейн, ты летишь с нами?

— Конечно, — ответила она. — Я думала, ты и сам знаешь.

— Наверное, знаю. Спросил, просто чтоб удостовериться.

— Если никто не против и если для меня найдется место…

— Никто не против, и место найдется. Сколько угодно места.

— Надо еще прихватить Шекспирову книгу, — напомнил Никодимус. — Вот, пожалуй, и все. На обратном пути можно сделать остановку и набить карманы изумрудами. Сознаю, что они, скорее всего, не представят для нас никакой ценности, и все-таки не могу избавиться от привычки относиться к ним как к валюте.

— Есть еще одно дело, — вымолвил Хортон. — Я же обещал Пруду, что возьму часть его с собой. Использую для него самый большой кувшин из тех, что Шекспир подобрал в городе…

Элейн, не повышая голоса, сказала:

— А вот и слизняки. Мы про них совершенно забыли…

— О них нетрудно забыть, — заметил Хортон, — Снуют туда— сюда, а остаются какими-то ненастоящими. И не держатся в памяти, словно нарочно стараются, чтоб их не запомнили.

— Если б у нас было время, — вздохнула Элейн, — выяснить, кто они такие. Это не простое совпадение, что они объявились здесь именно сегодня, не раньше и не позже. И они сказали Плотояду спасибо, по крайней мере это выглядело как благодарность. Меня не покидает чувство, что они играют во всем этом хитросплетении куда большую роль, чем кажется.

Слизняк, что держался впереди, отрастил щупальце и принялся усердно махать, привлекая внимание людей.

— Похоже, — предположила Элейн, — они только что обнаружили, что туннель закрыт.

— Они приглашают нас последовать за ними, — догадался Никодимус.