Филип Дик - Человек из Высокого Замка

— Ах, вот как? Занятно, — проговорил он с деланным спокойствием.

Пол раскрыл коробочку и достал брошь. Он держал ее на свету, медленно поворачивая в руке.

— Я показывал ее кое-кому из знакомых, которые разделяют мое увлечение предметами американской старины и вообще произведениями, имеющими художественную и эстетическую ценность. — Он многозначительно взглянул на Чилдана. — Естественно, никто из них не видел ничего подобного. И в самом деле, оказывается, таких вещиц еще не делали. Ты, кажется, говорил, что приобрел на них исключительные права?

— Да, это действительно так.

— Хочешь знать реакцию моих друзей?

Чилдан кивнул.

— Эти люди, — сказал Пол, — просто смеялись.

Чилдан молчал.

— Признаться, когда ты принес это сюда, мне тоже все время приходилось сдерживать улыбку. Чтобы не расстраивать тебя, я, конечно, не подал виду, насколько это меня позабавило. Как ты помнишь, внешне это никак не проявилось.

Чилдан снова кивнул.

Пол продолжал, разглядывая брошку:

— Подобная реакция вполне объяснима: бесформенный кусочек металла, не представляющий собой ничего. И все. Или, скажем, так: это сама суть, освобожденная от внешней формы.

Чилдан лишь согласно кивнул.

— И все же… — проговорил Пол. — Я изучаю эту вещицу уже несколько дней и, вне всякой логической связи, постоянно ощущаю какое-то влечение. Ты спросишь меня, почему? Я ведь не проецирую на этот комочекособенности своей психики, как в тех немецких психологических тестах. И по-прежнему не нахожу в нем ни особых свойств, ни форм. Но все же я понимаю: в этой вещи есть нечто от «дао». Видишь? — Он сделал жест, как бы приглашая Чилдана. — Есть некая гармония. Силы в этом предмете уравновешены. Они находятся в состоянии покоя. Можно сказать, что эта вещь — в согласии со всем мирозданием. И хотя она отделена от всего, все же каким-то непостижимым образом она сохраняет равновесие.

Чилдан продолжал механически кивать, разглядывая брошку. Он попросту перестал слушать.

— В этом нет «ваби», — проговорил Пол, — и быть не может. Однако, — он коснулся брошки ногтем, — у этого предмета есть «ву».

— Возможно, ты и прав, — сказал Чилдан, силясь вспомнить, что же такое «ву». Слово не японское. Китайское? Но что оно означает? «Мудрость», — решил он. — Или «понимание»? Во всяком случае, что-то очень хорошее».

— В руках сотворившего ее ремесленника, — продолжал Пол, — было «ву», и это передалось брошке. Быть может, только ему известно, что эта вещь способна вызывать удовольствие. Она совершенна. Созерцая ее, мы обретаем «ву» — спокойствие, связанное уже не с искусством, а со святостью. Это навело меня на мысль о храме в Хиросиме, в котором выставлена на обозрение берцовая кость какого-то святого. Но то — реликвия, а здесь — творение рук людских. Оно живо, в то время, как реликвия целиком остается в прошлом. Погружаясь на долгие часы в медитацию, я пришел к выводу, что ценность этого предмета противопоставлена исторической.

— О да, — проговорил Чилдан.

— Предмет, не имеющий ни исторической, ни эстетической ценности, и вместе с тем обладающий такой, пусть и почти неуловимой, но притягательной силой, есть нечто поразительное. Эта вещь потому, собственно, и обладает «ву», что с виду — ничтожна, так, просто комочек, лишенный видимой ценности. Не случайно «ву» проще всего обнаружить в самых неприметных местах, — как в той христианской притче: «Камень, который отвергли строители, — тот самый, сделанный главою угла…» [25] От Матфея, 21: 42. Присутствие «ву» поражает именно вот в таких, казалось бы, лишенных ценности предметах. К примеру, старая палка или поржавевшая банка из-под пива на обочине. Однако в последнем случае «ву» находится лишь в сердце созерцающего. Это чисто религиозное восприятие. Здесь же, наоборот, мастер заключил «ву» в предмет, сокрыл его в уже готовой вещи. — Пол поднял глаза. — Тебе понятно, что я пытаюсь объяснить?

— О да, — ответил Чилдан.

— Таким образом, открывается совершенно иная область деятельности. Ее нельзя отнести ни к искусству, ни к религии. Что же это на самом деле? Я долго медитировал с этой брошкой, но так и не смог постичь ее сути. Она — неисчерпаема. Для определения просто не хватает слов. Итак, Роберт, ты прав. Это — настоящая новинка высочайшего класса.

«Настоящая, — подумал Чилдан. — Хоть это несомненно. Тут, по крайней мере, можно понять, о чем идет речь. Но в остальном…»

— Когда я пришел к такому выводу, — продолжал Пол, — то вновь встретился с теми людьми. Я позволил себе нетактично упрекнуть их. Как вот только что — тебя. В этом предмете заключена такая властная сила, которая заставляет преступить даже этику, настолько неодолимой становится потребность говорить правду. Я осмелился потребовать, чтобы меня выслушали.

Чилдан знал: навязывание собственных взглядов у японцев, особенно занимающих такое положение, как Пол, является чем-то неслыханным.

— Результат оказался положительным, — сказал Пол. — После такого натиска мою точку зрения приняли. Они поняли все мною изложенное. Усилия стоили результата. Достигнув цели, я обрел спокойствие… Ну вот, пожалуй, и все, Роберт. — Он положил брошку в коробочку. — Миссия моя исполнена. Я свободен. — Он подвинул коробочку к Чилдану.

— Но она же твоя, — сказал тот, испытывая отвратительное чувство неловкости, поскольку ситуация вышла за рамки известных ему этических норм. Японец, занимающий высокое положение, превозносит до небес его подарок… чтобы тут же возвратить… Чилдан почувствовал противную слабость. Он не знал, как себя вести.

— Роберт, тебе нужно взглянуть в лицо действительности, — холодно и даже жестко проговорил Пол.

— Но я ничего не понимаю… — пробормотал Чилдан, бледнея.

Пол встал и подошел к нему.

— Послушай, что я скажу. Все в твоих руках. У тебя исключительные права и на эту вещь, и на другие, ей подобные. Ты же профессионал. Займись медитацией. Может, стоит спросить совета у «Книги Перемен». И — попробуй взглянуть на все по-новому: на свои вывески, витрины и рекламу; задумайся над своим образом жизни.

Чилдан озадаченно посмотрел на него.

— И тогда ты найдешь свой, неповторимый путь. Поймешь, как представить на рынок новый и великий стиль.

Ошеломленный, Чилдан молчал. Этот человек уверяет: продажа бижутерии «Эдфрэнк» — его моральный долг! Поистине безумное японское мировоззрение: Пол Касура требует от него затраты высших духовных усилий… в отношении какой-то бижутерии.

И хуже всего то, что Пол говорит, несомненно, со всей убежденностью, обусловленной его национальной культурой и традициями.

«Тоже мне, предназначение, — с досадой подумал он. — Да стоит трлько принять это всерьез, и всю жизнь придется расплачиваться. До гроба. Пол, видите ли, все высказал и ощутил величайшее облегчение. А ему, Чилдану, придется теперь все расхлебывать и брать на себя пожизненные обязательства».