ФилипДик Дик - Человек в высоком замке

— Кто там? — гаркнул в ухо Тагоми грубый мужской голос. Да, похоже, этот господин еще меньше терпел возражения, нежели сам Тагоми. Но что делать, раз уж взялся…

— Я прикажу арестовать и отдать под суд всю вашу банду! — с места в карьер взвился Тагоми. — Всю вашу банду дегенератов, которые суются куда не просили. Вы там что, с ума окончательно посходили, бестии белокурые?! Вы меня знаете, герр? Нет? Это Тагоми говорит, консультант Имперского правительства. Даю вам пять секунд, и чтобы духу ваших ублюдков не было! Иначе — прикажу морским пехотинцам, и они поджарят ваших пацанов из огнемета! Стыд потеряли!

Человек на другом конце провода что-то бессвязно бормотал.

Тагоми подмигнул Бэйнсу.

— …Ничего не знаем… — сообщил невидимый собеседник.

— Лжете! — вновь взвился Тагоми. — Ну что ж, тем лучше. Значит, у меня нет выбора. — И грохнул трубку на аппарат. — Разумеется, все это не более чем жест, — спокойно пояснил Бэйнсу и Тедеки. — Во всяком случае не повредит. На нервы СД всегда подействовать приятно.

Генерал наконец дозвонился до Токио и уже начал было разговор, когда возле дверей возник шум. Тедеки замолчал. Двери распахнулись.

Их взорам предстали два плотных белокурых субъекта, вооруженные пистолетами с глушителями. Они огляделись и тут же кинулись к Бэйнсу.

— Дас ист ер, — произнес один из них.

Тагоми чуть повел дулом своего кольта и нажал на курок. Один из вошедших рухнул на пол. Другой направил свой пистолет на Тагоми и выстрелил. Тагоми выстрела не услышал, заметил лишь дымок возле дула. Пуля просвистела у него над ухом. С поразительной скоростью он отводил боек своего оружия и снова и снова нажимал на курок.

Челюсть эсдэшника разлетелась на кусочки. Кровь, осколки кости, лохмотья мяса покрыли пол. «В рот попал», — понял Тагоми. Жуткий эффект, особенно когда пуля идет на взлет. Оставшийся без челюсти человек еще какое-то время оставался на ногах, в глазах его еще блуждало живое выражение. «Он меня еще видит», — понял Тагоми. Но глаза закатились, человек из СД согнулся, выронил оружие и с нечеловеческим стоном рухнул на пол.

— Меня тошнит, — произнес Тагоми.

Больше в дверях никого видно не было.

— Похоже, на этот раз все закончилось, — после паузы констатировал генерал.

Тагоми, занятый торопливым делом по перезарядке кольта, покончил со своим делом и нажал на кнопку интеркома.

— Срочную медицинскую помощь, — сказал он. — Здесь тяжелораненый бандит.

Ответа не было, только равномерное гудение.

Бэйнс подошел к лежащим и взял оба пистолета бандитов. Один передал генералу, второй оставил себе.

— Ну, теперь-то мы их запросто разделаем, — сказал Тагоми, снова направляя кольт в сторону дверей. — Для такого небольшого помещения вполне убедительный триумвират.

— Сдавайсь, германьский бандита, — донеслись на ломаном немецком голоса из холла.

— С ними уже поладили! — крикнул в ту сторону Тагоми. — Мертвы и умирают. Заходите и убедитесь лично.

Небольшая группка работников «Ниппон таймс» осторожно заглянула в двери. Некоторые из них были вооружены топорами, винтовками и гранатами со слезоточивым газом.

— Вполне подходящий повод, дабы правительство ТША в Сакраменто могло безо всякого предупреждения объявить войну Рейху, — сказал мистер Тагоми, разряжая оружие. — Да, на сегодня с ними покончено.

— Они будут отрицать свою причастность, — сказал Бэйнс. — Это их обычная манера. — Он положил пистолет бандита на стол мистеру Тагоми. — Видите, сделано в Японии!

Он не шутил. Это действительно был японский спортивный пистолет превосходного качества. Тагоми принялся внимательно исследовать оружие.

— К тому же они вовсе не немцы, — добавил Бэйнс, разглядывая содержимое бумажника одного из лежащих. — Гражданин ТША, живет в Сан-Хосе. Что его с СД связывает? А зовут его, между прочим, Джек Сандерс. — Бэнс кинул бумажник на пол.

— Налет, — кивнул Тагоми. — Они, видимо, хотели добраться до нашего погреба, но ошиблись этажом. Какая уж тут политика.

Пошатываясь, Тагоми поднялся с кресла.

В любом случае попытка покушения или похищения сорвалась. По крайней мере, первая. Но совершенно ясно, что им известно, кто такой мистер Бэйнс. И нет сомнений, что приходили именно за ним.

— Будущее видится нам достаточно мрачным, — пробурчал Тагоми.

Он отошел в сторону и задумался о том, поможет ли в данной ситуации Оракул. Поможет уберечь этих двоих? Сохранит их своим благословлением?

Все еще покачиваясь от пережитого, он принялся перебирать сорок девять стебельков. Ситуация была аномальна по сути, несла с собой отчаяние и смятение. Человеческий разум не в силах ее выдержать, тут потребна пятитысячелетняя мудрость… Германское государство напоминает собой больного, является искаженной формой жизни. Несет ужас всему естественному. Совокупность бессмыслиц, которую представить себе нельзя.

«Странно, — подумал он. — Люди из СД ведут себя здесь совершенно вразрез с той политикой, какая проводится в Берлине. Что это? Где смысл? Что такое вообще сама Германия? И чем она была раньше? Это все — словно с утра пытаться доискаться до смысла ночного кошмара, который больше всего похож на пародию, на вывернутое представление проблем, с которыми встретился в действительности».

Ничего, Оракул пробьется сквозь этот бред. Даже в этом скопище бессмыслиц, каким является Рейх, « Ицзин» отыщет стержень.

Глядя на то, как мистер Тагоми отрешенно манипулирует стебельками, Бэйнс понял, что этот человек глубоко потрясен, и неясно, что именно может вывести его из недр отчаяния. «Убивать и быть посредником в подобных переговорах, — подумал Бэйнс, — для него это не просто ужасно. Противоестественно, непостижимо.

Что ему сказать, чтобы хотя бы отчасти утешить? Он стрелял, защищая меня, — вздохнул Бэйнс, — так что моральная ответственность за смерть тех двоих лежит на мне. И я принимаю эту ответственность. Так я это вижу».

Подойдя к Бэйнсу, генерал Тедеки сказал тихим голосом:

— Вы видите отчаяние этого человека. Несомненно, по воспитанию он буддист, даже если формально и не принадлежит к этой религии. А это религия, которая ставит категорический запрет на убийство любого живого существа. Все жизни — святые.

Бэйнс кивнул.

— Ему придется разрешить для себя дилемму, восстановить равновесие, — продолжал Тедеки. — Он это сделает, но не сразу, со временем. Сейчас ему не за что зацепиться, чтобы обрести новый взгляд на вещи, чтобы оценить собственные действия. Эта книга поможет ему, поскольку предоставляет подобную систему отсчета. Внешнюю, не связанную с его личным взглядом на мир.

— Да, — кивнул Бэйнс и добавил: — Другой такой точкой отсчета для него могла бы стать идея первородного греха. Но сомневаюсь, что он слышал о ней. — «Нам всем суждено совершать акты жестокости, — додумал он про себя. — Мы погрязли в насилии, злобе. Это наше проклятие от сотворения мира. Наша карма».