Филип Дик - Мы вас построим

— Я люблю тебя, — все, что я мог сказать.

— Пошел ты, Луис!.. О, там Сэм пришел, давай заканчивать! И не зови меня Прис, мое имя Пристина. Пристина Вуменкайнд, Возвращайся в Бойсе и возись со своими недоделанными второсортными симулякрами. А меня оставь в покое, понял? — Она еще подождала, но я снова не нашелся с ответом.

— Прощай, ты, никчемное, уродливое ничтожество! — сухо сказала Прис. — И, пожалуйста, в будущем не доставай меня своими телефонными звонками. Прибереги их для какой-нибудь потаскушки, которая согласится, чтоб ты лапал ее. Если такая дура найдется для тебя, недоноска!

На сей раз в трубке раздался щелчок — Прис дала отбой. Я был совершенно раздавлен.

Меня колотило и трясло от этого разговора, который так внезапно закончился. А еще больше — от нее самой, от ее голоса — такого спокойного, язвительного, обвиняющего… и такого знакомого.

Прис, повторял я, ведь я же люблю тебя. За что мне это? В чем я провинился? Какой извращенный инстинкт гонит меня к тебе?

Я опустился на кровать и закрыл глаза.

Мне ничего не оставалось, кроме как, поджав хвост, вернуться в Бойсе.

Я потерпел поражение — и не от могущественного, искушенного Сэма К. Барроуза, не от моего партнера Мори. Меня победила восемнадцатилетняя девчонка, Прис. Не было никакого смысла торчать в Сиэтле.

Что ждало меня впереди? Я мог, наверное, вернуться в «Ар энд Ар Ассоциацию», помириться с Мори и снова оказаться там, откуда попытался бежать. То есть трудиться над нянькой-солдатом Гражданской войны. Работать на грубого, сурового, раздражительного Стэнтона. Терпеть бесконечные литературные чтения Линкольна из «Питера Пэна» и «Винни Пуха». Снова вдыхать вонючий дым «Корины Ларк» и более приятный, но не менее надоевший аромат «Эй энд Си» моего отца. Мир, от которого я уехал, — с «Фабрикой электроорганов и спинетов», с нашим офисом в Онтарио…

А ведь оставалась еще угроза, что Мори сдержит свое слово насчет разрыва партнерства и воспротивится моему возвращению. Тогда даже эта привычная рутина окажется мне недоступна. И нечего будет ждать от будущего.

И я подумал: «А может, сейчас настал как раз тот самый момент?» Время достать «кольт» и снести себе макушку. Все лучше, чем возвращаться в Бойсе.

Жизненные процессы в моем теле то ускорялись, то замедлялись. Я чувствовал себя раздавленным страшной центробежной силой и в то же время судорожно пытался на ощупь разобраться в том, что творилось вокруг. Я принадлежал Прис. Но, владея мной безраздельно, она в то же время отбрасывала меня, с проклятиями изрыгала в приступе отторжения. Это было, как если бы магнит одновременно притягивал и отталкивал беспомощные частицы. Я находился во власти смертоносных колебаний.

А Прис продолжала свою убийственную игру, даже не замечая, что происходит.

Мне, наконец-то, открылся смысл моего существования. Я был обречен любить больше жизни жестокую, холодную и бесплодную тварь — Прис Фраунциммер. Лучше уж ненавидеть весь мир!

Осознав почти полную безысходность моего положения, я решил испробовать еще одно, последнее средство. Прежде, чем сдаться окончательно, мне следует посоветоваться с симулякром Линкольна. Он помогал нам прежде, не исключено, что поможет и сейчас.

— Это снова Луис, — произнес я, когда Мори снял трубку. — Мне надо, чтобы ты прямо сейчас отвез Линкольна в аэропорт и посадил на ракетный рейс в Сиэтл. Хочу позаимствовать его на двадцать четыре часа.

Мори, естественно, бросился возражать, но после получасового яростного спора сдался. В конце концов мне было обещано, что Линкольн прилетит в Сиэтл на «Боинге» еще до наступления темноты.

Я чувствовал себя совершенно измотанным и прилег отдохнуть. Встречать Линкольна я не собирался, рассудив, что если он не сумеет отыскать мой мотель, то грош цена ему как советчику. Буду лежать здесь и отдыхать…

Пикантность ситуации заключалась в том, что именно Прис сконструировала мою последнюю соломинку.

Что ж, подумал я, попробуем хотя бы частично вернуть наши капиталовложения. Мы ведь потратили кучу денег на создание симулякра Линкольна, вернуть хоть что-то при помощи Барроуза не удалось. И в результате все, что делает наше изобретение — это сидит целый день напролет и хихикает над детскими книжками.

Я постарался восстановить историю взаимоотношений Эйба Линкольна с девушками.

Вроде бы, какая-то чересчур разборчивая красотка разбила сердце президента в юности. Но сколько я ни напрягался, не мог припомнить, как же он выпутался тогда. Точно знал, что настрадался он немало.

«Как и я сам», — подумалось мне. И еще: «У нас с Линкольном много общего». Обоим нам женщины доставили неприятности. Тем более он должен сочувствовать моему положению.

А что же мне делать, пока симулякр не прибудет? Оставаться в мотеле было рискованно. Я решил пойти в публичную библиотеку и почитать про любовные истории Линкольна в молодости. Я предупредил управляющего гостиницей, где меня искать, если вдруг некто похожий на Авраама Линкольна будет искать меня, вызвал такси и уехал. Часы показывали десять — у меня была чертова прорва времени.

Надежда еще остается, повторял я себе, пока ехал в библиотеку. Я пока не сдаюсь!

Только не теперь, когда у меня появился такой помощник, как Линкольн. Один из самых замечательных американских президентов, и к тому же превосходный юрист. Чего больше?

Если кто-нибудь и может помочь мне, так это Линкольн.

Однако книга, которую мне выдали в сиэтлской библиотеке, не особенно улучшила мое настроение. Если верить автору, девушка, которую любил Линкольн, отвергла его. Он был настолько подавлен этим, что на многие месяцы впал в меланхолию, сходную с умопомешательством, — даже хотел покончить с собой. Этот случай оставил неизгладимые шрамы в его душе на всю оставшуюся жизнь.

«Отлично!» — мрачно подумал я, закрывая книгу. Это как раз мне и нужно — узнать, что кто-то еще больший неудачник, нежели я сам.

Может, нам обоим свести счеты с жизнью? Еще раз перечесть старые любовные письма, а затем — «бах!» из моего «кольта».

С другой стороны, последующая жизнь Линкольна вселяла надежду— он ведь стал президентом Соединенных Штатов! И вот мои выводы: человек, стоявший на грани самоубийства из-за женщины, вполне может продолжать жить, подняться над своим горем, хоть и вряд ли когда-нибудь забудет его. Наверное, такая травма накладывает отпечаток на характер человека, делая его более глубоким и вдумчивым. Я ведь замечал эту меланхолию в Линкольне. Должно быть, и я к концу своей жизни стану таким же.

Впрочем, стоит ли заглядывать так далеко вперед? Важнее сейчас найти выход из создавшейся ситуации.