Фантастика, 1977 год

После войны Синегорье отстроилось, но дома были невысокими, чаще всего крыты соломой, и деревень стало меньше вдвое. Сердце радовали густые хлебные поля, первые, еще не успевшие потемнеть столбы электрических линий.

Теперь же я видел иной - богатый и удивительно красивый край. Старые дома рядом с новыми показались бы неказистыми и убогими. Лишь изредка попадалась на глаза крытая дранкой крыша, все шифер, шифер, цветной, серый, ровными плитами, волнистый. Возле каждого дома на высоченном шесте - телевизионная антенна, тонкий медный провод громоотвода. Даже бани и те нарядные, со светлыми окнами, под цветным шифером. Нивы стали вдвое шире, потеснили ольховые заросли, вплотную подошли к озерам.

Были и недобрые перемены: вода в озерах упала, узкая Лиственка местами пересохла…

– Любуешься, - подошла ко мне вдруг хозяйка. - Что любоваться попусту, придумал бы дело… Хочешь, сети принесу, на болотном озерке можно сетью ловить - рыбный инспектор приезжал, сам говорил…

Сети были старые, из льняных сученых ниток, крепкой ручной вязки. Ярко белели гладкие берестяные поплавки, грузила были самодельные, глиняные, несильного печного обжига. Я развесил сети по изгороди, не спеша начал чинить…

Рядом вдруг остановился запыленный зеленый “уазик”, открылась дверца. И прямо передо мной вырос человек, одетый как обычно одеваются люди из колхозного руководства.

– Сети налаживаете, - улыбнулся нежданный гость.

Я посмотрел внимательно и сразу узнал его: в детстве мы жили в одной деревне, вместе ходили за ягодами, купались в озере, ловили на мшаринах гадюк.

– Здравствуй, Леня. - Я протянул руку давнему своему другу и недругу.

– Саня? - удивился неожиданный гость. - В гости к нам, значит? Живешь-то как?

Я ответил, сказал про работу.

– А я вот здесь в начальстве, заместитель председателя… Ну, мне пора. Отдыхай, места здесь хорошие, сам знаешь.

“Уазик” укатил куда-то, я остался один, но вскоре заметил, что за мною наблюдают сразу двое: ворона с крыши сарая и мальчуган лет десяти-одиннадцати. Голова мальчугана была забинтована, курносый нос припух.

– Подрался? - спросил я мальчугана.

– Не-е… Дерутся только маленькие. Я с велосипеда упал.

– На Слепце бывал? Карасей много?

– Не-е… Слепец пересыхает, всю почти рыбу вычерпали. Я на Лиственное озеро хожу.

– Удочкой ловишь, переметами?

– Не-е… Руками ловлю… И рыбу под корягами, и раков, что хочется…

Когда я был мальчуганом, в Слепце водились караси величиной со сковороду, а раков не было ни в одном озере… Рассказ мальчугана меня заинтересовал.

– Что же сегодня-то не рыбачишь?

– Донырялся - уши заболели.

Я не удивился, когда узнал, что мальчугана зовут таким же именем, как меня, он даже похож был на меня десяти-одиннадцатилетнего.

– Саня, а во Владимирце ты бывал?

– Бывал, бегали за орехами. Потом в газете читал про Владимирец. Там крепость была, пишут, что скоро будут раскапывать… В Острове целое подземелье откопали, и здесь что-нибудь такое найдут.

Вдруг глаза Сани хитро скосились: - Вы что, новое что-нибудь узнали?

Я отрицательно покачал головой.

– Жаль, я кого только про крепость не спрашивал, никто ничего толком не знает…

Я сказал, что кое-что все-таки знаю…

Владимирец был, казалось, совсем рядом, он звал, манил нас, но пошли мы с Саней все-таки на Слепец. Озерко было видно с холма, лежало оно вблизи деревни, но пошли мы не напрямик, через топкое болото, а кружным путем - через приболотицу, орешник и еловый лес. Первым шел Саня, он ни разу не ошибся, вел меня по известным ему одному приметам.

Когда я был мальчишкой, болото считалось почти непроходимым, к Слепцу пробивались только отчаянные охотники.

Про Слепец ходили всевозможные легенды: говорили, что озерко бездонное, что в непогоду оно гудит, потому что в воду когда-то был опущен колокол.

Лес кончился, открылось болото, и прямо перед собой я увидел торную тропку: к Слепцу ходили все, кто хотел…

Через несколько минут мы были на берегу Слепца. Правда, берегом то, на чем мы стояли, назвать было нельзя - под ногами прогибалась зыбкая подушка из торфа, корневищ и травы.

К кусту была привязана текучая обитая жестяными заплатами комяга. Саня сказал, что комяга общая, мы решительно устроились в ней, положили сети и выплыли на середину озерка.

В детстве Слепец казался мне небольшим озером, теперь же он напоминал заброшенное мочило. Прежде было два зеркала воды, их соединяла короткая протока, но вместо второй половины я увидел заросли камыша, бурую торфяную жижу и зеленые окна - настоящий утиный и гусиный рай.

Неожиданно грохнул выстрел, другой, и над зарослями, над чистым озерком с бешеным свистом пронеслись четыре перепуганные кряквы…

– Браконьеры, - вздохнул мой спутник, - Не поймаешь их тут, вот и балуют…

Мне захотелось посмотреть, кто стреляет, я причалил к берегу, выбрался на сплавину, но не сделал и трех шагов - тотчас увяз… Попробовал проплыть по протоке на комяге, но неповоротливая комяга тотчас чуть не опрокинулась…

– Браконьеры на лыжах, - снова вздохнул мой спутник.

Мы быстро высыпали сети, поставили на место комягу, решили выбраться на скат холма, чтобы все-таки увидеть людей, самочинно открывших осенний охотничий сезон.

Сразу за лесом лежало ячменное поле, по полю медленно двигался грохочущий комбайн. По пожне катался взад-вперед колесный трактор с копнителем, ставил огромные скирды соломы. Мы с Саней забрались на скирду, но и оттуда не увидели браконьера. На огромной бурой равнине болота, словно лиловое бельмо, тускло светилось крохотное озерко.

– Скоро совсем зарастет, - невесело сказал Саня. - В учебнике написано, что болота образуются из озер…

– Много в округе браконьеров? - спросил я у Сани, до боли в глазах вглядываясь в болотный пейзаж.

– Хватает… И свои, и из города наезжают.

Помолчали.

– А в древности браконьеры были?

Я рассказал все, что знал, про браконьеров древней поры - тех, кто взламывал чужие борти, вынимал птиц из чужих перевесищ, поджигал богатые зверем и дичью леса, чтобы потом голыми руками хватать обезумевших от страха животных…

Чаще всего делали это во время набегов всевозможные враги.

Даже нападать они старались тогда, когда люди были заняты работой: в покосную страду, в жатву, в путину…

– А правда, что тогда птиц было столько, что, когда летели стаи, темно, словно от тучи, становилось?

Я не знал, что сказать в ответ новому другу, и, словно зимой со снежной горы, скатился со скирды, зашагал к озерку.

Тихий и росистый наступил наконец вечер.

Шатаясь от усталости, я еле доплелся до деревни, поднялся на сеновал и словно провалился в бездонную темную яму…