Фантастика, 1977 год

– Мне трудно сейчас сказать… - пробормотал Руков. - Даже и в наш век очень трудно сказать сразу…

– Простите, - произнесла Лида. - Но вы, конечно, встречали его товарищей… Вы, должно быть, заметили, что Славе намного хуже. - Она посмотрела на Рукова долго и грустно. - Нам нужно знать правду. Все космонавты этой экспедиции больны. Потеря памяти и транс. Никто не понимает, что с ними. Мы расскажем все, что видели и слышали сами… Спасите их!

Зеленеющие ветви стучали в окно и пели песню жизни.

– Я помогу вам… попробую помочь… - неожиданно громко сказал Руков. - Видите ли, я не совсем врач, вернее… совсем не врач. Я… - он помедлил, - ученый… Мы создали установки, принимающие на свои экраны биотоки человеческого мозга. Причем биотоки, идущие из подсознания, из самой тайны.

Он почувствовал себя, как в институте во время экзаменов, когда скованность вдруг исчезала, словно выпрыгивая в окно, едва произносил он первые две-три фразы. Теперь он полностью был тем, кем был.

– Огромное значение это имеет для медицины: пораженного потерей памяти больного можно облучить - и мы узнаем, когда он заболел! Исходя из этого, можно лечить! Можно вылечить! Но… надо знать, в какую минуту или хотя бы в течение какого часа он почувствовал себя нездоровым. Экранизируя подсознательные мысли, которые запечатляют все независимо от болезни, получают целый набор образов и выявляют симптомы заболевания. Ставят диагноз и передают дело машинам. Компьютеры сообщают нужные средства врачам, они начинают систематический курс лечения… И все.

– Но Слава не знает, когда он почувствовал себя плохо! - почти закричала мать.

– Не волнуйтесь, Анна Ивановна! - воскликнула Лида. - Прошу вас…

– Понимаете, когда он был поражен, мы можем определить, спроецировав его болевые ощущения на установку. Но длительное пребывание под лучами усугубит его состояние. Потому я и надеялся узнать у вас о его самочувствии на Земле. Ничего не заметили - уже хуже, значит, глубже корни болезни. Зато искать будем в конкретном слое подсознания! Конечно, риск, но, если удастся…

– А если нет?… - спросила мать. - Вы представляете, что будет, если нет? У него самая тяжелая форма, почему же он, а не одиннадцать, даже двенадцать его товарищей?…

– Одиннадцать. Мианов не болен. Он не спускался на Тривиану, бессменный пилот. С вашего сына нужно начинать, как с возможного разносчика вируса или что там, мы не знаем.

Они помолчали. Ветер насвистывал победный марш. Ближе придвигались тени, стирая грани предметов.

– Сначала все было в порядке, - начала мать. - Их встретили на космодроме, выглядели они утомленно, но, как всегда, этому не придали значения. День дезобактеризации - и по домам. А дома… дома тоже нормально. Всю ночь напролет слушали его рассказы о Тривиане, о полете… И вот… да, сейчас вспоминаю… он иногда хмурился и говорил: “Что-то плохо помню… Ну, столько событий! Слушайте дальше”… Мы и подумали - действительно, так много помнить… Спокойно слушали. Днем… днем как обычно. Съездил по делам, потом с Лидой ходили к товарищам… Ночью вдруг вызвал меня по сигнальной. С ним такое редко случалось, не беспокоил по пустякам…

Я к нему. Смотрит на меня беспомощно, как ребенок, и спрашивает, показывая на стенной шкаф, как называется. Я испугалась, позвала Лиду: она осталась тогда у нас ночевать. Это было ужасно - уже утром он лежал, как сейчас, с открытыми глазами и… молчал, - голос матери прервался. - Потом звонили бесконечно - его друзья теряли память один за другим.

Но те просто лежали и ничего не помнили о полете, у сына гораздо хуже… Зачем он выбрал эту кошмарную профессию?! - она заплакала. - Просила не летать, он каждый раз свое: “Прилечу и останусь”. Вот и прилетел…

В полусумерках комнаты стало болезненно тихо, все словно услышали усиленное тишиной ровное дыхание Ярослава.

– Я постоянно сижу с ним, - заговорила Лида. - Он чтото шепчет, потом вдруг просит меня петь… Я- пою. “Причем именно те песни, что пели перед стартом. Я видела, он старался вспомнить, но не мог. А вы не пробовали искать связь между тем, что Мианов, остававшийся на орбите, здоров?

– Пробовал, - сказал исследователь. - Пробовал. И с ним я говорил. Он за все время возвращения не заметил решительно ничего. Сплошной туман, но я уверен, что связано это с планетой.

Негромко запел визорофон. Лида бросилась в соседнюю комнату. Анна Ивановна и Руков услышали ее свистящий голос: “Что-о?!” Быстрей топот ног, девушка вбежала и замерла у порога.

– Мианов потерял память! - крикнула она.

– Извините, - сказал Руков, вставая, - я еду.

Центральная дверь неслышно закрылась за его спиной.

Протяжно взвыла атомка, стоявшая у подъезда.

Машина неслась по городу, переходя с трассы на трассу.

Деревья, здания, люди стремительно мчались в круговороте скорости, и Руков мог вообразить себя небольшой вселенной, вернее, ее центром, всемогущим и грандиозным. Но его мысли были далеко.

Да, этот космонавт произвел на него несравненно лучшее впечатление, чем остальные. Он тоже лежал. Окруженный послушными увеселительными аппаратами, пытаясь отвлечься.

Да, пытаясь отвлечься, а не вспомнить то, что вырвала у него болезнь.

Руков передернул плечами. Неужели нельзя спасти Ярослава?

Атомка резко затормозила перед высоким угловатым зданием.

Через секунду скоростной вакуум-лифт сорвался с места.

Дверь открыла девочка лет четырнадцати.

– Вы к Саше? - неуверенно спросила она.

– Да, к нему.

Девочка проводила гостя в комнату пилота, оказавшегося ее братом.

Руков отметил про себя, что она ничуть не опечалена его болезнью - в телевизионной раздавались голоса и смех ребят. “Светлана!” - громко позвал кто-то. Как видно, положение Александра было намного легче.

Мианов сидел на диване и что-то диктовал на магнитофон.

В комнате гулял свежий ветер, окна были распахнуты. Заслышав шаги, пилот поднял голову и отложил аппарат.

– Здравствуйте. Ну, - он улыбнулся, - не оправдались ваши надежды. Я слег за компанию с товарищами. Да вы садитесь.

– Рассказывайте, - сев, попросил Руков. - Пока не поздно.

– Вчера я диктовал наши злоключения на Тривиане и забыл, какого числа вышли на стационарную орбиту. Потом выяснилось, что я совершенно не помню, что мы там делали первую неделю. Дальше - больше. Все заплавало, и я вызвал вас.

– Вы так спокойно об этом говорите! - качнул головой Руков.

– А что, плакать? - раздраженно сказал Мианов. - Двенадцать парней лежат, Славка при смерти.или около того. Я во всей ситуации счастливчик!

Он с некоторым сожалением поглядел на Рукова и продолжал:

– Потеря идет очень плавно, я почти ничего не замечаю. Заразу на “Солнечный” все-таки принес Слава. И подобрал он ее на Тривиане, чтоб ей сойти с орбиты!… Он заразил всех наших еще там, а меня позже, уже в корабле. И экранировать Канонова вам нужно где-то со второй недели пребывания. До отлета.