Фрэнк Герберт - Дети Дюны

Стилгар вздохнул, все больше осознавая, что рядом кто-то есть. Да, эти слуги выполняли какой-то приказ, который был связан с близнецами Муад Диба. Они ходили взад и вперед. «Лучше превзойти их, — сказал самому себе Стилгар. — Лучше встретить то, что придет».

«Я все-таки слуга, — сказал он себе. — И Бог Милосердный, Сострадательный — мой господин».

И он процитировал: — «Конечно, мы надели на их шеи оковы до самого подбородка, потому их головы всегда подняты; и мы поставили перед ними преграду, а потом еще одну преграду; и мы покрыли их покрывалом, поэтому они не видят».

Так было написано в старой священной книге Свободных.

Стилгар кивнул головой самому себе.

Видеть, чтобы предчувствовать следующий момент, как это делал Муад Диб со своими внушающими страх видениями будущего. Создавать новые места для решений. Чтоб не быть закованными в кандалы, что могло указать на прихоть Бога. Иная сложность за обычным пределом досягаемости человечества.

Стилгар убрал руку с ножа. Его пальцы еще сохраняли память о нем. Но лезвие, которое однажды сверкнуло в раскрытой пасти песчаного червя, оставалось в ножнах. Стилгар знал, что не убьет этим лезвием близнецов. Он пришел к решению. Лучше сохранить старую добродетель, лелеемую в его душе верность. Лучше принять действительность такой, как она есть, чем мечтать о несуществующем пока будущем. Горьковатый привкус во рту, подсказал Стилгару, насколько пустыми и отвратительными могут быть некоторые мечты. Нет! Больше никаких мечтаний!

Как было заведено у Свободных, близнецы Атридесов вставали за час до рассвета. Они в упоении зевали и потягивались, каждый в своей спальне, чувствуя по шуму вокруг, что день в пещере уже начался. Они слышали, как в передней прислуга готовит завтрак, обыкновенную жидкую овсяную кашу с финиками и орехами, смешанного с жидкостью, снятой с чуть забродившего спайса.

В передней висели ярко светящиеся шары, глоуглобы, и мягкий желтый свет через открытый дверной проем проникал в спальные помещения. Близнецы, освещаемые мягким светом, быстро оделись, при этом каждый очень хорошо слышал другого. Они, будто договорившись, надели стилсьюты, чтобы уберечься от горячих ветров пустыни.

Вскоре королевская пара близнецов встретилась в передней, заметив необычное спокойствие прислуги. На Лито поверх блестящего серого стилсьюта был надет рыжевато-коричневый капюшон, отороченный по краям черной материей. На его сестре — зеленый капюшон. У обоих капюшон крепился к стилсьюту специальной застежкой в виде ястреба — герба Атридесов золотого с красными драгоценными камнями вместо глаз.

Видя этот раскрашенный наряд, Хара, одна из жен Стилгара, сказала:

— Я вижу, вы оделись, чтобы поторжественнее встретить бабушку.

Лито сначала принял у Читы завтрак, а потом посмотрел на темное обветренное лицо Хары. Он покачал головой. Потом промолвил:

— Откуда ты знаешь, может, мы себя приветствуем?

Хара встретила его насмешливый взгляд, который он даже и не подумал отвести, и сказала:

— У меня такие же голубые глаза, как у тебя!

Ганима громко рассмеялась.

Хара всегда была большим знатоком шутливо-вызывающей манеры разговора Свободных, и она немедленно оборвала его:

— Не насмехайся надо мной, мальчик. Возможно, ты и королевской крови, но оба мы несем клеймо, которое оставило на нас употребление меланжа. Глаза без белков. Что еще нужно Свободным более роскошного и более почетного, чем это?

Лито улыбнулся, уныло покачал головой.

— Хара, любовь моя, если бы ты была помоложе и еще не была женой Стилгара, я бы сделал тебя своей.

Хара без малейшей обиды приняла эту маленькую победу, давая знать прислуге, чтобы они готовили помещение в честь этого знаменательного события, которого все ждали в тот день.

— Завтракайте, — сказала она. — Вам сегодня потребуется много сил.

— Значит, ты считаешь, что мы недостаточно хорошо выглядим, чтобы предстать перед своей бабушкой? — спросила Ганима, с трудом произнося слова из-за битком набитого рта.

— Не бойся ее, Гани, — сказала Хара.

Лито проглотил овсяную кашу, проницательно поглядывая на Хару. Женщина от природы была дьявольски мудра, очень быстро улавливая смысл в этой игре слов. — Неужели она действительно поверит, что мы боимся ее? — спросил Лито.

— Она была нашей Преподобной Матерью, ты это знаешь. А я знаю ее методы.

— Как оделась Алия? — спросила Ганима.

— Я не видела ее, — коротко ответила Хара, отворачиваясь.

Лито и Ганима быстро переглянулись, зная о каком-то секрете, и быстро склонились к своим чашкам с завтраком. Вскоре они вышли в большой центральный зал.

Ганима заговорила на одном из древних языков, который сохранила их генетическая память:

— Итак, сегодня мы увидим нашу бабушку.

— Алию это очень беспокоит, — сказал Лито.

— Кто же захочет отказываться от такой власти? — спросила Ганима.

Лито тихо засмеялся, необычно взрослым смехом.

— Более того, глаза ее матери видят также, как и наши?

— Почему бы и нет? — спросил Лито.

— Да… Возможно, этого и боится Алия.

— Кто знает Мерзость лучше, чем сама Мерзость, — спросил Лито.

— Может быть, мы не правы, ты же понимаешь, — сказала Ганима.

— Но это не так. — И он процитировал из Книги Азхар Бене Джессерит: -Исходя из причины и жуткого опыта мы называем наперед рождение Мерзости. Потому что тот, кто знает о том, что утрачено и проклято, тот может воплотить в жизнь все самое ужасное из прошлого.

— Я знаю, как это было, — сказала Ганима. — Но если это правда, почему мы не страдаем от такого же внутреннего приступа.

— Наверно, наши родители охраняют нас от этого, — сказал Лито.

— Тогда почему никто не охраняет Алию?

— Я не знаю. Это, возможно, потому, что один из ее родителей остался среди смертных. Может быть, это все просто, потому что мы молодые и смелые. Возможно, когда мы станем старше и более циничными…

— Мы должны быть очень осторожны с нашей бабушкой, — сказала Ганима. — И не обсуждать этого Проповедника, который бродит на вашей планете и говорит ересь?

— Ты не думаешь, что он на самом деле наш отец?

— Я не делаю по этому поводу никаких заключений, но Алия боится его. Ганима покачала головой.

— Я не верю в то, что называют Мерзостью. Это — чушь!

— Ты хранишь в себе такое же огромное количество воспоминаний, как и я, — сказал Лито.