Array Полдень XXI век - Журнал Полдень XXI век 2005 №1

Дело в том, что по всей части сдвиг прошел. А потом дальше, на урман. Эти, штатские, его и мерили. С нашей части, говорят, сдвиг и начался. То есть у нас одно время, а отъедешь немного — уже чуть поменьше. Немного, но меньше. На эти самые доли. Еще чуть отъедешь — обратно нормальное, но и там вскорости меняется, прямо как волна догоняет, и как у нас становится. И так по всей Земле прошло.

Тогда же по всему миру часы на секунду вперед перевели, не помнишь, что ли? И объяснить никто не смог, почему, и замяли это дело. Земля, что ли, сама вдруг крутанулась. Вот как знаешь, спичка горит ровным пламенем, а дойдет огонь до конца — и как вдруг полыхнет! И здесь вроде как то же самое. По «Очевидному-невероятному» об этом начали было рассказывать, а тут команда «тихий отбой, суки!» и дежурный телек вырубил.

Ну вот, а как стали цепицентр искать, нашли у нас. Провели там какие-то линии, скрестили — сперва думали, на объекте. Да нет, оказался центр аккурат над каптеркой, где Лейдерис удавился.

Ладно… Подумаешь, секунда! Если б оно сразу до дембеля рвануло, а то секунда!

Тогда-то всем этот Лейдерис до фени был. Лейдерисом больше, Лейдерисом меньше… А сейчас жаль парня. Свои растут. Ох, как жаль…

Больше всего в этой жизни раб Цапля ненавидел управителя. Со своим рабством он как-то свыкся, и у него хватало соображения понять, что прислуживать в храме — все же лучше, чем горбатиться в полях или на каменоломнях. С детских лет, как только его продали, он состоял при хлевах, убирал за жертвенными быками, а когда стал мужчиной, его повысили рангом — перевели чистить печь в храме. Здесь лучше кормили, и выпадало больше времени для отдыха. Но здесь он попал на глаза храмового управителя. И стал Цаплей.

Хризостом, малоазийский грек, был евнухом, как положено управителю. И, как положено греку, презирал всяческих варваров — тупых римлян, Трусливых египтян, коварных иудеев, подлых персов, а грязных эдомитян вообще почитал ниже скотов. Он и придумал эту кличку, исковеркав до неузнаваемое эдомитянское имя раба. По-эллински получилось «цапля». И то благозвучнее, говорил Хризостом, а иначе можно язык сломать и надсадить горло. Да что там раб, он самого бога Мелькарт именовал на греческий лад Гераклом и, наверное, воображал, что оказывает ему этим честь! Хризостом наказывал Цаплю не чаще, чем других рабов, но всячески над ним издевался, обзывал эдомитской свиньей и арабской мордой. А самое обидное что приспешники Хризостома, всяческие кухари, судомои и прочая мелкая храмовая шушера, прекрасно знавшие, как зовут раба, тут же подхватили: «Цапля, Цапля!» и, подражая управителю, смеялись над его глупостью и неуклюжестью.

В нем и впрямь было что-то от цапли — заплывшие жиром, но зоркие глаза Хризостома точно подметили сходство. Чрезвычайно тощий, высокий, носатый, он ходил по храмовым плитам, словно цапля по болоту, высоко подбирая ноги. И нескладен был до смешного. Однако притом весьма силен. И глуп он не был. Вернее, не был так глуп, как считал управитель. И нередко думал про себя: чего бы Хризостому так возноситься? Он — такой же купленный раб, как и Цапля. Только у Цапли есть над ним преимущество. Он — мужчина, а Хризостом — нет и никогда им не был. Где ему! В храме Мелькарта, разумеется, не служили женщины, но рабынь держали при загородных угодьях, и если Цапле приходилось попасть туда с каким-то поручением, он не упускал случая завалить девку прямо на меже или в конюшне. И он знал, что если раб заслужит милость храма, то может получить жилье и жену из числа рабынь. Однако он понимал, что при Хризостоме возможности обзавестись семьей у него не будет. И обладание мужской силой мало утешало его.

Жизнь при храме и особые обязанности наложили на Цаплю особый отпечаток. Он, например, понятия не имел, кто и с кем сейчас воюет, хотя об этом мог бы в подробностях рассказать распоследний уличный торговец либо разносчик воды. Но для него были полны значения такие пустые для большинства рабов слова, как «кара богов», «милость богов», «молитва» и «жертва». Он видел, он слышал, он среди этого жил. И часто, прервав работу, стоя на коленях в жерле печи, в теплом пепле, под хлопьями оседающей сажи, он молил Мелькарта о милости. Уж он-то, в отличие от Хризостома, божьего имени не коверкал!

И Мелькарт ответил. Как-то утром, разгребая гору мусора, раб увидел, что под серым пеплом что-то блеснуло. Цапля протянул руку и нащупал кусочек оплавленного металла. И по весу это должно быть золото.

Ему и раньше приходилось находить нечто подобное, и он всегда отдавал, как и обязан, находки Хризостому. Раб не владеет ничем, и если б Цапля попробовал отнести золото меняле или прогулять со шлюхами, об этом немедленно бы стало известно. И Цаплю казнили бы страшной смертью за то, что он ограбил бога. Но все прежние находки случались до того, как Цаплю посетила замечательная мысль.

В городе был храм Ашторет, владычицы сущего, и при нем — великий оракул, коему ведомы тайны прошлого и будущего. И Цапля хотел узнать, что ждет его, переживет ли он проклятого Хризостома и будет ли у него, наперекор управителю, семья и потомство. Астарта — так гнусный Хризостом называл богиню — не знает разницы между рабами и свободными, все вышли из лона ее. Но служители Ашторет требуют платы. И притом богиня — сестра и супруга Мелькарта. Если Цапля отдаст золото Ашторет, это ведь не значит, что он ограбил бога? У супругов имущество общее. И, вдохновленный этой мыслью, он спрятал слиток под рубахой. Управитель — не Мелькарт. В том, чтоб обмануть его, нет греха.

Цапле пришлось выжидать больше десяти дней, прежде чем его послали в город. За это время не было больших жертвоприношений и, следовательно, новых находок. Но Цапля надеялся, что его не прогонят и с небольшим даром.

В храм Ашторет он вошел с бьющимся сердцем. Он боялся. Что прогонят, что уличат в краже, что оракул не успеет ответить ему — ведь в святилище приходит столько желающих вопросить о своей судьбе, и чтобы умилостивить Великую, они гонят ко храму быков, овец и коз, несут драгоценные ткани, ливанский ладан и пурпур, которым более всего славится Тир. Целые таланты золота и серебра. И деньги. Дарики, сикли, совы, ауреи. Как жалок он со своим оплавленным кусочком золота!

Но больше всего он боялся, что оракул ему ответит.

У входа в храм высилась широкая каменная чаша для подношений. Рядом стоял привратник с мрачным лицом и бритой головой. Когда Цапля, бросив слиток в чашу, хрипло пробормотал: «К оракулу», он молча сделал знак босому служке, и тот, взяв Цаплю за руку, повел его за собой.