Елена Горбачевская - Подумаешь, какие-то шарики…

Вот здорово! А Санька-то молодец, как угадал, думала я с гордостью.

А спустя пять минут я уже так не думала. Потому что ливень перестал, на весь диаметр того же самого круга размахнулась радуга, а по всей земле полезли расти грибы. Как дурные. Ладно бы по земле, так они и сквозь асфальт поперли, того и гляди, дом снесут!

Да уж, ликвидировали последствия, чтобы людей не пугать, нечего сказать!

Часть прохожих останавливалась в растерянности, когда прямо под ногами вылезали крепенькие боровички и подосиновички, другая часть ринулась их собирать, похватав из дому первую попавшуюся посуду, а третья вообще ударилась в панику, потому как решила, что все это — проделки проклятой радиации, с которой жители Малиновки, значительную часть которых составляют переселенцы из Чернобыльской зоны, знакомы не понаслышке.

А ситуация становилась все более критической. Грибы ломились как ненормальные, покрывая практически сплошным слоем все видимое пространство. Какой-то мужик, фанатично хватавший их еще пять минут назад, оказался окруженным сплошным полем, швырнул на землю ведро и истерически смеялся. А грибы тут же вырастали даже на поверхности своих сорванных собратьев. Они множились, наступали и поглощали все пространство. Горизонтальных поверхностей им было уже мало, и спустя еще четверть часа ярко-алые шляпки подосиновиков украшали стены дома на уровне второго этажа, неумолимо двигаясь вверх. А во дворе уже совершенно не осталось свободного места. Они росли на деревьях, на тротуарах, на скамейках и даже на машинах. А когда какая-то застигнутая врасплох женщина вдруг завопила нечеловеческим голосом, потому что грибы стали расти прямо на ней, Федоровна не выдержала. Только бы не видеть этого сумасшествия, только бы не слышать этого дикого крика! С прытью, сделавшей бы честь и особе более молодого возраста, сестрица рванула на лоджию, где на столике возле открытого окна так и стоял ларчик с шариками, схватила первый попавшийся и швырнула его в окно.

— Пожалуй, пару лет, так точно на грибы не смогу смотреть! — нервно сказала сестра, когда мы с замиранием сердца ожидали, что же последует за розоватым облачком брошенного наугад шарика.

Что-то будет? Облачко-то поднялось и рассеялось, как и не бывало, да вот только в то, что таким же образом рассеются и наши неприятности, верилось с трудом. Причем с очень большим. Мы все застыли в напряженном ожидании, чуть ли не дышать забывали. И даже снова перешли на кухню, поскольку оттуда видно было гораздо дальше.

Первым признаком того, что начинает происходить что-то новое, стало исчезновение радуги. При этом небо никоим образом не прояснялось, а наоборот, темнело все больше и больше. Грибы не только перестали расти и заполнять собой все свободное пространство, но и как-то сразу стали кукожиться, темнеть и оплывать. К немалому огорчению мужика с ведром, который тут же перестал истерически хохотать и в доступной форме сообщил всему микрорайону, что он думает обо всем грибном роде и в особенности о его прародителях. Дама тоже успокоилась и только время от времени то ли всхлипывала, то ли икала.

Неужели все? Просто не верится!

И правильно, что не верится, поняла я буквально через несколько минут. Потому как круг в небе никуда не исчез. Просто он становился все темнее и темнее. Довольно быстро сравнявшись по цвету с остальным небом, этот заколдованный круг продолжал словно бы наливаться свинцом. Казалось, через огромную дырку в небе опускается к земле огромный «пирог» из черных туч с прослойками молний. Там все клубилось и клокотало, насыщаясь ужасающей чернотой.

Мы все оцепенели. Было так тихо, что казалось, можно услышать, как волос падает на землю. Не дрожала ни одна травинка, не шелестел ни единый листочек. Птицы куда-то попрятались, не говоря уже о людях. Будто бы на мгновенье замерла сама жизнь.

Но только на мгновенье, ибо через секунду все вокруг взорвалось диким грохотом, ревом и воем. Поднялся самый настоящий ураган, который клонил деревья к земле, выворачивал их с корнями, поднимал на воздух машины. Насколько было видно, он бушевал по всему пространству, очерченному этим странным кругом, в направлении против часовой стрелки. Странное дело: на краях этого круга тихий, мирный дождик и настоящее светопреставление разделяли буквально несколько метров.

Однако при всех странностях происходящего, некоторые общепринятые закономерности все-таки имели место быть. То есть в эпицентре, там, где мы находились, было практически тихо. По крайней мере некоторое время. Потому что мы даже не успели толком опомниться, как чудовищной силы порыв ударил в окна, заставив зазвенеть и загудеть стекла.

— Окна, скорее окна закрывайте, разобьются! — крикнула Федоровна и сама помчалась в гостиную.

Я с детишками ломанулась на лоджию. Но опоздала. Я уже почти добежала до балконной двери, когда мощный порыв ворвался в лоджию, затем влетел в Сашкину комнату, разметая во все стороны нитки, лоскутки и обрезки, крутанулся там вихрем, заодно хорошенько наподдав под зад и мне, и, наконец, на обратном пути подхватил распахнутую настежь раму, увлекая ее за собой. Все произошло за какую-то долю мгновения, и я лишь с отчаянием увидела, как закрывающаяся рама сильнейшим ударом подфутболила старенький ларчик. Ветхие дощечки тут же рассыпались, а шарики, все до единого, сверкающим разноцветным дождем посыпались на землю. Они были совсем близко, так рядом, и все же я не успела, не смогла поймать ни одного! И даже сквозь рев бури до нашего слуха донеслась череда хлопков.

Что же теперь будет? Мама дорогая, и подумать страшно! Если один шарик был способен наделать столько делов, то что же натворят они все вместе?!

Мы в растерянности столпились на лоджии. Даже Федоровна молча стояла и ожидала, не предпринимая попыток к наведению порядка, хотя такого бардака эта квартира, похоже, не видела со времен собственной постройки.

Наконец, разноцветные облачка поднялись и достигли высоты балкона.

Мы ожидали всего, чего угодно: взрыва, пожара, наводнения и ядерной катастрофы сразу. Оля не выдержала и закрыла лицо ладошками, Саня насупленно сопел, а я помимо воли втягивала голову в плечи.

Облака разных цветов все больше разрастались, все теснее приближались друг к другу. Каждое из них искажало, искривляло пространство, изменяя изображение, причем делало это по-своему. Смотреть на это, точнее, через это, было жутко. Противоположный дом, казалось, разбился на десятки разноцветных кусков, каждый из которых расплывался, изгибался или смещался сам по себе, независимо от других, что создавало поистине фантасмагорическую картину. Казалось, здание рассыпается на отдельные фрагменты, которые пускаются в дикую пляску, кружатся и деформируются. Затем они снова собираются вместе, словно мозаика паззл, для того, чтобы опять разлететься вновь в своем немыслимом танце.