Александр Громов - Мягкая посадка

— Вот как?

— Или бездействия, — закончил Бойль.

— Опять нас учат! — с неожиданной злостью сказал Георгий Юрьевич. — И опять заграница. У самих кровь и грязь, а они учат. Сережа, ты скажи ему, чтоб он ушел… Не могу я…

Я сделал ему знак замолчать.

— Значит, шерстистые носороги? Так? Вы уж не стесняйтесь, пожалуйста. Может быть, даже трилобиты?

— Вы зря сердитесь, Сергей, это у вас человеческое. Попробуйте как-нибудь взглянуть на человечество со стороны, это бывает полезно для понимания. Очень интересная штука — человечество со стороны.

— Я не хочу со стороны, — угрюмо сказал я. — Я — внутри. Вы лучше скажите мне и вот Георгию Юрьевичу, чем все это кончится? Что говорит наука?

— Кому?

— Ну, не нам же…

— Наука говорит, что человечеству предстоят тяжелые времена в борьбе за выживание, — сказал Бойль. — И только. Поймите же наконец, что наука не способна предвидеть результат этой борьбы. Она может только приблизительно предсказать срок, в течение которого должно решиться, какой вид двуногих прямоходящих будет главенствовать на планете. Это не очень большой срок, порядка нескольких лет, не более. У вас мало времени.

— У вас? — мстительно спросил я.

Бойль наклонил голову так, что не стало видно морщин. Костлявыми пальцами помассировал дряблую шею.

— Я уже старик…

— А дальше? — спросил я.

— Может быть, человечество выиграет эту борьбу, — сказал Бойль. — Но мы не знаем, какое это будет человечество. Мы уже сейчас в среднем ниже по уровню интеллекта, чем были еще сотню лет назад. Кроме того, не так-то это легко для большинства людей — убивать, даже зная, что уничтожаешь врага, что иначе он уничтожит тебя, — но у врага-то те же две руки, две ноги, лицо, иногда остатки речи… Очень уж он похож на человека, этот враг, вряд ли его уничтожение оставит человечество таким, каким оно было. Может быть, люди проиграют. И тогда закат нашей цивилизации произойдет сравнительно тихо, скорее всего без тотальных ядерных войн и прочих шумовых эффектов. Просто одна большая трагедия рассыплется на множество трагедий индивидуальных и еще один вид сойдет в историю, как сошли до него пятьсот миллионов других видов. Полет человечества прервется, но это будет не как взрыв, Сергей, люди зря этого боятся. Это будет как мягкая посадка…

— Мягкая посадка, — пробормотал я. Хотелось выругаться.

— Серега, — простонал сосед, — я не могу, пусть он уйдет… Серега, я же тебя просил: налей…

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Бойль, мастеря углами запавшего рта британскую улыбочку. — Сергей, вы обещали меня отвезти…

— Конечно, — сказал я. — Пойдемте.

— Д-дорога, — с натугой произнес Георгий Юрьевич. — С-катертью…— Голова его клонилась к рукам, сложенным на столе. Я встряхнул его за плечи и, наклонившись к самому уху, попросил не уходить из квартиры до тех пор, пока я не вернусь, и присмотреть за Дарьей. Он промычал что-то насчет того, чтобя я не беспокоился.

Одеваясь, я проверил оружие — «тарантул» был на месте, в кармане куртки, — и мы с Бойлем спустились по лестнице. Снаружи было морозно и тихо, в гаснущем небе понемногу проступали бледные городские звезды. Где-то стреляли, в частые одиночные выстрелы прихотливо вплетались короткие злые очереди, — но где-то далеко, почти на пороге слышимости. Мой «марлин» стоял на стоянке через квартал, я предложил было Бойлю подождать меня здесь, но он шел за мной как привязанный. Какой-то одинокий прохожий, увидев нас, остановился в нерешительности, а потом быстро юркнул в ближайший подъезд и забарабанил в запертую дверь.

— Давно это с ней? — спросил Бойль, когда мы уже почти доехали.

Я помолчал. Я молчал всю дорогу. Говорить не хотелось.

— Почти месяц…

Резкие лучи слепящих фар метались по домам, по темным горловинам подозрительных переулков. На поворотах машину швыряло из стороны в сторону. Возможно, я был слишком пьян, чтобы вести машину на такой скорости. Впрочем, так оно безопаснее.

— И как вы думаете быть дальше?

— Знаете что, — сказал я. — Оставьте это мне. Дарья вам не объект для изучения. И не надо мне сочувствовать, пожалуйста. Я уж как-нибудь сам.

— Вам будет плохо, Сергей, — сказал Бойль увещевающим голосом. — Поверьте мне. Вы даже не представляете себе, как вам будет плохо.

Я не ответил.

— Лавинное вырождение сознания встречается не часто, — сказал Бойль после паузы. — Собственно, это явление есть редкое исключение сразу из нескольких правил, но оно всегда приводит к одному результа…

Я тормознул так, что он повис на ремне безопасности, как тряпка на заборе.

— Стая. Переждем.

Еще не отдышавшись, он принялся с интересом осматривать перекресток:

— Где стая?

— Нет стаи, — сказал я, трогаясь с места. — Это мне показалось. Собственно, мы уже приехали…— я затормозил около подъезда. — Проводить вас до квартиры?

— Нет, спасибо, — сказал Бойль и стал вылезать из машины. — Вы знаете, Сергей, мне кажется, что у вас не все в порядке, у вас самого, а не только у людей, вам близких. Извините меня, если я мешаюсь не в свое дело, но, может быть, я могу как-то помочь?

Только этого еще не хватало. Я покачал головой:

— Все в норме. Спасибо вам за сегодняшний вечер.

— Удачи вам, Сергей…

Наверно, с полчаса я мотался по городу на полной скорости и все никак не мог успокоиться. Первым делом я отцепил из-под лацкана «глаз» и, отключив, убрал его в тайничок. Меня мучило искушение остановить машину, неторопливо выйти, швырнуть «глаз» на асфальт и раздавить, перенести на каблук всю тяжесть и услышать хруст — какое это, вероятно, было бы наслаждение… Черта с два, пусть будет как есть, кажется, Бойль сегодня ничего особенного не наболтал, обыкновенный полупьяный треп, никакого криминала с его стороны, только хорошо бы предварительно прослушать запись, сильно мне не нравится эта многозначительная оговорка — «у вас»… А как прослушаешь, если приставки нет? Ладно, главное — о ГЕП в записи ни единого слова, и я не влезал в эту тему, и Бойль тоже молодец, возможно, он даже догадывается… Хорошо, если так.

Визжали шины.

А вообще за эту работу Сашка мне врежет, думал я, перебирая в уме, что буду говорить в оправдание. Особенно за последнюю фразу врежет — отшил агент клиента, сам снял с крючка и выпустил. Ничего, как-нибудь спишется на интеллигентскую бестолковость… Противно, да? Тебя никто не спрашивает, противно тебе или нет. Работай, коли влез в лямку, тяни, отрабатывай родительский комфорт и свою безопасность, прекрати юлить ужом и думать на тему: отдам — не отдам… Вацека вот взяли, сломали и не спросили, отдам я его или нет. Лучше всего, конечно, вообще не думать, то есть не думать о том, что не одобрено и не предписано, но я этого не умею, дисциплины мышления у меня никакой, так что с точки зрения Сашки я, пожалуй, не самый ценный кадр. Однако, по-видимому, не безнадежный — вот что самое противное. Бойля-то он мне доверил… правда, кому же еще, как не мне? И лучше, конечно, мне, чем кому-то другому. «Акцент у него все-таки деревянный, взгляни на спектральные характеристики, а вот запись одной из ваших бесед — ты удивлен? — тут даже на слух…» Тоже мне, знаток произношения звука ти-эйч…