Сергей Галихин - Возвращение Артемиды

— К чему все эти сказки? — прервал Саша.

— Это я тебе… объясняю что ли, что мы с тобой похожи. У нас одна профессия.

Поэтому зачем грызть глотки друг другу? — Когда профессия одна — это называется конкуренция. А конкурентов принято уничтожать. Что в бизнесе, что в любви.

— Не всегда. Китайцы на Земле говорили, что лучший способ победить врага — сделать его своим другом.

— Ты мне дружбу, что ль предлагаешь? — Скорее, сотрудничество. В принципе, у нас есть к кому обратиться, но класс не тот. Да и опыту маловато, — сожалел Кляйер.

— Я давно отошел от дел, — сказал Мокшин.

— Да-да, я знаю. Скворцов говорил, что ты сразу же сказал, чтоб про старую работу даже и не намекали.

— Скворцов? — Скворцов, Скворцов. Он поначалу юлил. А когда я ему нож к горлу приставил он все и рассказал. Нет! Книжки — это, конечно, хорошо. Ищи на здоровье в свободное от работы время. Может тебе кажется, что я думаю, ты пришел искать убийцу своего друга? — А если и так? — Да, я знаю, что это приписывают одному из наших. У меня у самого есть кое-какие предположения. По большому счету мне на это, конечно, плевать, но если мы договоримся, я разберусь и отдам тебе виновного.

Света в галерее было очень мало, поэтому никто не заметил как Ариец, побледнел.

Его кожа на лице стала резиновой и от висков протянулись тоненькие струйки пота. Он, может быть, и вздрогнул бы, если б не оцепенел. В эту секунду он вдруг поверил, что Кляйер расскажет, кто зарезал Леху.

— Кстати, о приятеле твоем, — продолжил Кляйер. — И ему дело найдем. Тем более, что он, похоже, тоже кое чего может.

— Ты согласен? — спросил Саша, повернувшись к компаньону.

Мишка пожал плечами.

— Нужно знать, что конкретно делать и сколько это будет стоить, — с понтами ответил Мишка.

— Сразу видно, человек деловой, — одобрил Кляйер.

— Хорошо. Мы все обкашляем и.

— Я не тороплю, — перебил Кляйер. — Телефон у тебя есть. Звони. А завтра заходите на экскурсию, познакомим с организацией. Наши вас пока не тронут, но все-таки, если тебя куда-то не пускают, то не стоит настаивать. Сам понимаешь, всегда найдется тот кто круче.

— Учтем, — пообещал Мокшин.

После ничего не значащего рукопожатия Саша и Миша беспрепятственно ушли из зала. Кляйер и Ариец проводили их взглядом, а затем тоже ушли. Шагая по плохо освещенной галерее, Ариец не сразу решился задать самый главный для него вопрос.

— Ты собрался меня сдать? — И ты поверил? — удивился Кляйер. — Чтобы я предал товарища по партии ради какого-то выскочки? Пусть успокоится. А позже, когда все узнают, что он работает на нас, мы взорвем его вместе с машиной.

— Давай я его сейчас завалю, — Ариец остановился и с надеждой посмотрел на Кляйера.

— Во-первых, ты уже пару раз пытался и ни фига из этого не получилось.

Во-вторых, у тебя это никогда не получится по той простой причине, что он Мокшин. Не так давно он был, да и сейчас остается, одним из лучших наемных убийц Фербиса. Он виртуоз. Он обращается со снайперской винтовкой, как хирург со скальпелем, а с ножом как художник с кистью. Так что оставь эту идею, если не хочешь, чтоб я сам тебе голову оторвал.

— В лесу сразу и не узнаешь, кто на кого охотится, — бурчал Ариец. — Охотник на волка или волк на охотника.

— Я тебе сказал, забудь об этом! Ариец замолчал и, повесив голову, топал за своим командиром. Ему очень хотелось поверить в услышанное, но в глубине души червячок сомнения никак не унимался. А вдруг Кляйер и вправду возьмет да и сдаст его? Вдруг это не просто слова, сказанные с целью обмана. Вдруг Кляйер договорится с Мокшиным, и тогда его, Арийца, жизнь не будет стоить и ломаного альвера.

Все, кто был на встрече, ушли довольные результатами. Каждый в ней видел свои преимущества. Вот только для Арийца случившееся ничего хорошего не предвещало.

Вокруг дома, где жил Резник, рассредоточились шесть человек. Не приметные случайному глазу бойцы невидимого фронта точно знали, на каком месте кому быть и когда, кому и что делать. Правда, сегодня они надеялись, что всё пройдет гладко и никому, ничего не придется делать.

«Он вышел, — сказала радиостанция».

— Ну и я пошел.

Неверов отложил в сторону бутылку с Кока-Колой и вышел из машины. На улице было немного прохладно. Неверов передернул плечами, поднял высокий воротник кожаной куртки но застегивать ее не стал. Он не спеша подошел к подъезду и остановился прямо перед дверью.

Дверь подъезда распахнулась. Резник, в полном смысле слова, был парализован увиденным. Если он и ожидал встретиться с Неверовым, то скорее с вышибающим дверь в его квартиру, с группой захвата, а не стоящим возле подъезда и говорящим «привет».

— Здравствуй.

— Здравствуйте, — не сразу ответил Резник.

— Торопишься? — Нет. В магазин вышел.

— Нужно поговорить.

— Поговорить? Давайте поговорим… У меня или на улице? — Лучше на улице.

В этот момент в голове Резника наконец что-то включилось. Он огляделся и заметил, что Неверов пришел в компании.

— Вы не один… Что-то случилось? — Возможно.

— Там скамейка, — Резник показал рукой себе за спину, — пойдемте.

Дома на улице, где жил Резник, шли как бы в шахматном порядке. Один ближе к дороге, другой чуть дальше. Перед домами, что стояли в отдалении, росли деревья, слабо напоминая скверики. Меж тех деревьев и стояла скамейка, на которой расположились Резник с Неверовым. Резник, хоть и пытался скрыть волнение, но получалось это у него плохо.

— Как живешь, Толик? — Живу, хлеб жую.

— Чем занимаешься? — А-а-а… — догадался он, — вот вы про что.

— Про что? — спросил Неверов, давая Толику шанс самому все рассказать.

— Про бритоголовых.

— Это не просто бритоголовые. Это нацисты. Я надеюсь, ты знаешь, что такое нацизм? — Знаю. Только я сам руку вверх не вскидываю, и себя потомком великой цивилизации не считаю.

— Ты в «Эдельвейсе» работаешь инструктором? — Да. А что, это запрещено законом? — Хм… А ты никогда не задумывался, как они применяют твои уроки? Толик улыбнулся, опустил голову вниз и несколько раз мотнул ею в разные стороны.

— Григорич, а ты никогда не задумывался, — Резник вдруг перешел на ты, — что не все, из тех, кого мы «брали», преступники? Есть просто случайные знакомые, иногда соседи в гостях были. Родственники. А мы им с ходу по роже. Так, на всякий случай. Чтоб сопротивления не оказали. А им больно.

А иному унижение больнее, чем если б зубы выбили.

— Они же после твоего спортзала народ калечат, законников режут.

— Вот только воспитывать меня не надо. Хорошо? Постепенно разговор перешел на повышенные тона. Но в словах Резника все же чувствовалось, что он и сам не рад тому, что с ним происходит.

— Они тебя чем-то припугнули? — Чем? — удивился Резник.