Александр Громов - Циклогексан (сборник)

Примерно так. Этот фрагментик я приберегу про запас и вставлю позднее. Ясно, зачем скользуну надо развивать лингвистические способности. Но вы представили себе, как вытянулась физиономия моего героя от столь блистательной перспективы? Я – представил. У него ведь и к девочкам интерес уже проснулся, и выпить с друзьями пива на скамейке перед чьим-нибудь подъездом да поорать погромче ему хочется, чтобы обозначить свое присутствие в этом мире, его и обычные-то школьные уроки тяготят, как ярмо, а дома его ждут и компьютерные игры, и общение в чате, и еще всякие всякости. Вдобавок он просто ленив, как почти всякий подросток. Я даже удивляюсь, как он не бросил свое скалолазание. Наверное, ему хотелось потусоваться еще и в той компании. И тут – на тебе! – сиди и до мигрени зубри неправильные глаголы. Предварительно освоив правильные. На пяти языках. Месяцами. Годами. Да если бы на нем висели только одни иностранные языки! Даже не сомневайтесь, языки – это только начало. Уж Балыкин подкинет моему герою такую учебную программу, что и вундеркинду мало не покажется.

Последствия очевидны. Друзья замечают, что с моим героем творится странное. Ему вечно некогда. Он перестает общаться с ними вне школы. Чем он, спрашивается, занят? Вот это номер – он, оказывается, учится! Он выходит в отличники по всем предметам да еще, говорят, зубрит какую-то фигню сверх школьной программы. Ботаник! Учителя ставят его в пример остальным, и это катастрофа. Рейтинг популярности моего героя в среде недавних товарищей съеживается и ушмыгивает под плинтус. Его унижают и даже бьют, но он упорен. За год он овладевает английским на уровне оксфордского студента и переходит к японскому. Упражняясь, изрисовал обои иероглифами. Родители, поначалу довольные, начинают не на шутку тревожиться о психическом здоровье своего чада. А чадо тем временем начинает осваивать язык баньянги, отвлекаясь лишь на скалолазание, поскольку Балыкин велел не терять физической формы. Родители находят на столе сына вузовский учебник по вирусологии и «Теорию машин и механизмов», сокращенно ТММ, каковую аббревиатуру студенты технических специальностей давно и справедливо переводят то как «тут моя могила», то как «тысяча мелких мерзостей». Тинейджер изучает экономику и социологию, медицину и горнорудное дело, физику и психологию. И долбит, долбит, долбит языки! В параллельных мирах, даже ближайших, никто не говорит на языке баньянги, там свои наречия, и как раз для того, чтобы быстро освоить их, скользуну нужна обширная и разнообразная языковая практика. А для того, чтобы с честью выходить из непредсказуемых ситуаций, ему нужен хорошо отлаженный мозг. Балыкин полагает, что с отладкой мозга, не способного усвоить Ниагару разнородной информации, не стоит и возиться. Он, конечно, изувер, но осуждать его мне некогда.

Иногда занятия проводятся в группе. Пять-семь человек в возрасте от десяти лет. Мой герой – самый старший. У него поздно выявлен дар скользуна, поэтому он должен работать над собой в полную силу и даже через нее. Один не выдержавший нагрузки мальчик начинает заговариваться и выбраковывается в психбольницу. Одна девочка пропадает навсегда на практических занятиях по скольжению – уходит в какой-то мир и не возвращается. Ее безрезультатно ищут. Время от времени мой герой попадает в нелепые ситуации а-ля волшебник-недоучка, но все же делает успехи. Он занимается по индивидуальной ускоренной программе, и Балыкин время от времени уделяет ему внимание.

– Помнишь того спринтера, Нэйджела Янга?

– Того, что взял золото на Олимпиаде в Стамбуле?

– Точно. Он родился не на Земле… в смысле, не на нашей Земле, а на одном из ее двойников. Тамошние аборигены здорово умеют бегать на короткие дистанции, а здесь с таким временем на стометровке Янг просто стал мировой знаменитостью. Вообще-то привлекать к себе внимание – не наш метод, но, видимо, у Янга были свои причины. С одной стороны, он хотел славы, а с другой – жутко страдал от своей известности и в конце концов был вынужден потратиться на яхту, чтобы разбить ее о рифы. Тела, вестимо, не нашли. Тело это вернулось в свой мир, а может, слоняется по другим мирам, чего не знаю, того не знаю…

И Балыкин трубно высморкался.

– Значит… – с замиранием сердца прошептал я, – в иных мирах тоже есть свои скользуны? И они посещают наш мир?

– Естественно, – пожал плечами Балыкин, комкая нечистый носовой платок. – А ты как думал? Чем другие хуже нас?

«Тем, что они другие», – хотел было ответить я, но вместо этого спросил:

– А где появились первые скользуны – у нас или где-то там, у них?

– Ты имеешь в виду людей?

– А кого же еще? – Я ухмыльнулся.

– Да кого угодно. Среди высших животных скользуны встречаются с такой же вероятностью, как среди людей. А мотивация у них почище нашей – например, когда львы гонят зебру и та видит, что ей иначе не уйти. Эпидемиологи и биологи-эволюционисты не принимают в расчет этот фактор, а напрасно…

Замечательно. Вот я и объяснил все странности эволюции жизни на Земле, а заодно и внезапное появление новых штаммов болезнетворных бацилл и вирусов. Во всем скользуны виноваты, особенно те из них, которые не люди и по животной простоте не ведают, что творят. Впрочем, бьюсь об заклад, что вред от них небольшой. Ибо не впервые. При активном обмене генетическим материалом из одного мира в другой уже практически не может перенестись ничего нового – все уже было. А к знакомым объектам экосистемы давно привыкли. Так что участь индейцев, вымирающих от завезенной европейцами оспы, не слишком грозит ни нам, ни аборигенам тех миров, куда скользуны заглядывают просто так или по делу.

Кстати. А какие у них там дела?

Ладно, об этом после. Мой герой вспоминает прошлое, в то время как ему давно пора впутаться в какую-нибудь историю и совершить какое-нибудь безумство. Что у него там на очереди – сбор команды? Вот пусть этим и займется.

Я помахал рукой вслед крохотному самолетику, доставившему меня в нужное место. Оглянулся – никого. И скользнул из Аэроклуба в Джунгли-3.

Влажная духота мгновенно выдавила пот из моей кожи. В нос ударили запахи прелой листвы, сырости, тропических цветов. Огромные мясистые листья почти касались моего лица, на них дрожали капли влаги. На расстоянии вытянутой руки сидела фиолетовая лягушка и не собиралась удирать, а, похоже, раздумывала: игнорировать меня или плюнуть в глаз ядом? Степан много рассказывал мне о подлых повадках местных тварей. И что приятного он находит в этом мире?

Чужая душа – потемки. Мне не понять. А он тут как рыба в воде. Охотничек. Лорд Рокстон.

Это тоже была Земля, но Земля непривычная, иномирная. Для какого-нибудь индейца из бассейна реки Ориноко здесь был бы дом родной, ну а для меня здесь слишком много всего. Я приветствую количество, если это не количество ядовитых гадов и градусов в тени. Подумать только – на моей родной Земле этому месту соответствует Вологодчина! Вот там – славно. А здесь только и жди, что из-за куста на тебя с голодным урчанием набросится какая-нибудь клыкастая тварюга.