Аркадий Стругацкий - Собрание сочинений в одиннадцати томах. Том 1. 1955–1959

Не надо только думать, будто в области постепенного приучения к Литературе я приписываю абсолютное первенство Стругацким. Прецеденты встречаются во многих областях. Даже такое, казалось бы, мало подходящее для подобных упражнений место, как Голливуд, и то порой выдает что-то вроде учебной продукции для начинающих. Пример — именно в фантастическом жанре, все тот же «Терминатор–2»: типичный боевик содержит элементы морально-этических построений. Да и вообще, подросток, который спасает мир от зла не просто силой оружия, но с помощью интеллекта и даже ценою личных жертв — это уже тема в американском кино. Твердая «четверка»! А вдруг будет что-то и далее… Впрочем, это уж из области самой что ни на есть сказочной фантастики.

Что, однако, делать с противоречием между «фантастика существует для…» и «автор пишет потому, что не может не писать»? Пересекаются ли столь различные множества? Безусловно. Творчество Стругацких и есть это самое пересечение. Пишут-то они «потому что», но в процессе добавляют «для того чтобы». В ранних произведениях — по чайной ложке, простенькое и легко различимое… А потом, постепенно, обе мотивации срастаются. И читатель вынужден расти вместе с Учителями. Или уходить. Так что, повторюсь, подобная методология работает отнюдь не на популярность. Куда больше это походит на естественный отбор в результате нарастания экстремальных условий: новичку, не прошедшему школу «Трудно быть богом», в «Улитке на склоне» делать нечего — «Улитка…» вызовет у него только раздражение, ибо то самое «для» давно перестало быть простым и понятным. На финишную же выходят выдержавшие отбор гимназией, колледжем и допущенные к испытаниям на Зрелость. И, кстати, лишь они и становятся Читателями «турбореализма» — А. Столярова, А. Лазарчука, а также В. Пелевина — и им подобных. С неполным-то средним разве осилишь текст, который с первого раза вообще — в принципе! — понять нельзя, ибо автор именно этого и добивался.

Вот и выходит, что Стругацкие, вопреки каждому из своих тридцатилетней давности тезисов, создали-таки прецедент: жанр — не жанр, но нечто такое, что, являясь несомненно и Литературой, и увлекательнейшим чтивом, в то же время не менее несомненно выполняет некую дидактическую функцию, и, судя по многим из моего поколения, вполне успешно. Не надо, не надо! Именно «по многим»! Поверьте, пожалуйста, что нам виднее. И если шумные фэны и тихие «людены» немногочисленны, то это не означает, будто Учеников мало. Просто многие из них пошли не по пути профессиональных читателей (подобно амфибрахисту Константину), а, как и полагается Ученикам, присоединились «по жизни» к героям любимых авторов: стали учителями, воспитателями или чем-то подобным. А многие не столько выбрали «стругацковскую» профессию (ну не идти же, в самом деле, в прогрессоры, хотя хочется иногда ужасно — и не на каком-то там Саракше…), сколько жили и живут нормально — как Жилин, Попов, Каммерер…

Давайте попробуем найти другие примеры подобного триединства — искусство, развлечение, дидактика. Мне почему-то кажется, что это будет непросто. Есть, конечно, рафинированная Литература. И не менее увлекательные (только для другой аудитории) детективы-боевики-стрелялочки. И куда сильнее нашпигованные моралью и поучениями романы… Порой встречаются и примеры соединения двух из названных качеств: обычно это искусство плюс развлечение — не без потерь для каждого в отдельности. Однако все это не тянет. Сочетание двух первых ингредиентов само по себе уже феноменально, а попытка присоединить дидактику способна убить не только увлекательность, но и вообще всякую привлекательность книги. Пример — пресловутая менторская поучительность «отступлений» в «Войне и мире». Ну-ка давайте честно, кто помнит, о чем там речь? А ведь вы это читали и проходили в школе. Сюжет в памяти остался (если не перечитывали — с горем пополам), а вот «философия»… Даже «Анна Каренина» для современного думающего молодого человека слишком уж высокомерно-поучительна. Все те же утомительные «что такое хорошо…», портящие отличную по сути литературу.

Противоположный пример — Достоевский. Кто решится утверждать, что в школьно-программном «Преступлении и наказании» есть это самое «что такое хорошо и что такое плохо»? Разве что вспомнить анекдот о массовом убиении старушек на предмет изъятия двугривенных…

В чем же секрет? Откуда в общепризнанно легком жанре, таком как фантастика, взялись Учителя? Мало ли претендентов на эту роль в более солидных кругах! Однако же, при самом искреннем уважении к «настоящей» литературе, придется принять за данность, что существует целая партия думающих и читающих граждан, несущая на своих знаменах символику братьев Стругацких. В этих кругах вам не придется заканчивать фразу типа «Там, где царит серость…» или «… человек-то учит детеныша: думай как я…» и, тем более, объяснять, что сей афоризм значит. Здесь не просто любят (и тем более — не «фанатеют»). Не просто знают и цитируют. Последнее, кстати, вовсе не обязательно: не у всех есть время часто перечитывать. Да это и не важно. Главное в этой партии — что ее адепты живут по Стругацким. То есть, по-человечески.

Это, пожалуй, слишком! — справедливо возмутитесь вы. — Нельзя же изображать двух авторов чуть ли не единственными носителями человеческой морали целой эпохи!

Нельзя. Да они таковыми и не являются. У многих и многих «шестидесятников» и их последователей присутствуют те же ценности, те же критерии нравственной чистоты и… ну, и тому подобное. Речь ведь не об этом. Мало быть хорошим, и даже — страшно сказать — мало быть талантливым, чтобы стать Учителем. Хотя стать, естественно, хочется. Многим — очень! (Я не сомневаюсь в том, что лучшие из них писали именно «потому, что не могли не». Просто этого мало.) Кому быть Учителями, а кому — нет, решает жизнь. Никакие литературные и прочие регалии не способны писателя сделать Мастером (даже в его собственных глазах!). Так же точно Учителем невозможно назначить. Желание (сколь угодно сильное), человеческие достоинства (сколь угодно высокие), даже принадлежность к Мастерам — все это необходимо, но недостаточно. Нужно что-то еще. Что же?

Пусть тот, кто решится полностью сформулировать «достаточные условия», получит медаль «За отвагу». Я же осмелюсь назвать еще одну компоненту.

Речь идет о некой тонкой грани идеального баланса между открытым выражением личного отношения автора и полным отсутствием такового выражения. Объяснюсь. Ни один автор, как бы он ни старался быть «объективным», не может не выказать своих оценок. Вариации тут, конечно, огромные, даже среди Мастеров: от явного выражения (тот же Толстой) до скрытости от самого себя (тот же Достоевский); от четкого разделения героев на «плохих» и «хороших», любимых и нелюбимых, — до появления в книге нормальных живых людей.