Роберт Шекли - Белая смерть

Лахт усмехнулся и медленно приподнял свои чудесные изогнутые брови. Это значило, что объяснения были если не невозможны, то уж наверняка излишни. Он повернулся и кивнул одному из комитетчиков, тот сразу же развернул карту района Персидского залива.

— Вот Ракка, — начал Лахт, указывая на обведенную территорию у восточных границ Ирака и Саудовской Аравии. — Она небольшая, ненамного больше, чем штат Мэриленд, и в три раза меньше, чем Ливан. Это земля с выдающейся древней историей, но в настоящем у нес почти ничего нет.

Лахт откинулся на спинку дивана и, заливаясь соловьем, поведал Дэйну о славных страницах истории древней Ракки. Она была независимой частью Вавилонского царства. Некоторые археологические находки свидетельствуют о том, что на месте столицы Ракки некогда стоял город — современник Ура и халдеев.

— Потом, разумеется, было множество нашествий, — продолжал Лахт. — Все древние царства пали под стопой Тамерлана или Аттилы. Ракка была разрушена так же, как Вавилон и Халдейское царство. Но люди выжили.

Ракканцы, как пояснил Лахт, являются отдельной и независимой расой в арабском мире, как, например, курды и туркмены. Их ближайшие родственники — жители болотистой местности, арабы Махдана.

Ракканцы не смирились с османским владычеством, тянувшимся веками. Они сражались вместе с Лоуренсом во времена освобождения Аравийского полуострова от турков. Но позже, когда Британия проводила политическое урегулирование на полуострове, ракканцы так и не получили автономию — их интересами пренебрегли в пользу Ирака и саудовцев.

Но долгому сну пришел конец. Снова — недовольство народа, стремление к независимости. Возродилось освободительное движение, и, конечно, появился Комитет. Одно время Франция, похоже, собиралась их поддержать. Тогда Иран немедленно признал Ракку — это был недолгий период относительной независимости. Но в тысяча девятьсот тридцать восьмом иракские войска «восстановили» свои границы и вновь оккупировали земли ракканцев. Ракканцы сразу же подняли вопрос об автономии в составе Ирака, но так ничего и не добились — началась Вторая мировая война. После войны в восточном Ираке взбунтовались курды, и ни о какой автономии теперь не могло быть и речи.

Мечты о независимости начали таять, но в пятидесятые годы, когда вспыхнул саудовско-иракский конфликт, для ракканцев снова забрезжила какая-то надежда.

В тысяча девятьсот пятьдесят втором представители британских и датских нефтедобывающих компаний исследовали Тикканскую равнину. И уже к тысяча девятьсот пятьдесят пятому году началась промышленная разработка богатейшего месторождения. В эти годы ракканские патриоты боролись за свои интересы, пытаясь отгородиться от наступающего на страну арабского мира. Решающий удар был запланирован в пятьдесят девятом году при поддержке саудовцев. Но он провалился, когда Саудовская Аравия, под давлением Египта, была вынуждена примириться с Ираком.

С тех самых пор торговые связи на Ближнем Востоке упрочились и кое-где изменились. Этому поспособствовала и общая ненависть к Израилю, который проводил политику отделения от своих соседей. Но в настоящее время идея повернуть вспять воды Иордана из плана активных действий превратилась в недосягаемую мечту. Война в Йемене, казалось, принесла шаткое равновесие, но по-прежнему отвлекала Египет, мешая ему обратить свою разрушительную энергию в другом направлении. Внимание Ирака до сих пор было приковано к северо-западу, где курдские националисты угрожали жадному правительству вооруженным мятежом. А Саудовская Аравия, после многих неудач, наконец получила от Фейсала долгожданные реформы. Теперь саудовцы твердо держат свои позиции и готовы поддержать друзей и вносить смятение в ряды врагов.

— В связи с вышесказанным становится ясно, — закончил Лахт, — что мы живем во времена великих возможностей. Настроения и диспозиция наших ближайших соседей играют нам на руку. Назрел момент для решения вопроса о независимости. Такое может повториться не раньше чем через десять лет, а то и через все сто.

— Верю вам на слово, — сказал Дэйн. — Вы знаете своих соседей много лучше, чем я.

— Я знаю их, — согласился Лахт. — Я знаю всю эту шакалью стаю. В арабских странах, мистер Дэйн, единственным движущим мотивом выступают собственнические интересы. Я полагаю, так же, как везде, но здесь это происходит открыто и бесстыдно. Личные интересы здесь поднялись до культового уровня, а все остальное рассматривается как дурацкое философствование. Конечно, существует определенная шкала ценностей. Никто не вцепится в своих ближних, если можно запустить когти в бок соседа, любой объединится с соседом для того, чтобы разорвать более сильного на стороне. Все дело в степени родства, понимаете ли.

— А как насчет родства со всем человечеством? — поинтересовался Дэйн.

— Сейчас такая постановка вопроса не имеет смысла, — ответил Лахт. — Мы проникнемся любовью ко всему человечеству не раньше, чем на Земле высадятся марсиане. — Лахт улыбнулся и опустил взгляд на свои отполированные ногти. — А поскольку случится это отнюдь не завтра, давайте займемся более насущными проблемами. Час освобождения Ракки пробил. Вы не согласны со мной, мистер Рауди?

При звуке своего имени Рауди нервно вздрогнул.

— Час? А, да. Я полагаю, что пробил. Хотя некоторые ключевые вопросы…

— На эти ключевые вопросы не существует ответов, — оборвал его Лахт. — Когда возникает возможность вмешаться в ход событий, нужно брать дело в свои руки. Но события, как бы хорошо они ни были подготовлены и просчитаны, происходят стихийно. Хотя и кажется, что мы держим ситуацию под контролем, на самом деле это далеко не так; мы можем только нанести удар в наиболее подходящий момент. Как будут развиваться события после этого, нам остается только догадываться.

— Да, конечно, — сказал мистер Рауди, — я так и думал, вам это известно. Я лишь пытался указать на определенные границы наших знаний.

Мистер Рауди покивал сам себе и раскурил сигарету.

— Ваше мнение, мистер Бикр? — спросил Лахт.

Бикр по-школьному втянул голову в плечи и вяло покачал головой:

— Мы должны все точно рассчитать, Лахт. Все зависит от того, как лягут карты. Нужно действовать очень осторожно.

— Терпения вам не занимать, — ответил Лахт, — но это достоинство вы превращаете в недостаток. Может, вы согласны подождать еще тридцать лет, мистер Бикр?

— Если нужно, да.

— Вы сами решаете, когда нужно, а когда — нет?

— Гм… я человек не очень решительный.

— Никто вас не осуждает, мистер Бикр. Вы инертный, да. Робкий и легко впадающий в панику, пассивный и уклоняющийся от активных действий, это правда. Но никак не нерешительный.