Валерий Алексеев - Школа одаренных переростков

Конечно, теперь не старые времена: совет дружины, совет отряда, комитет комсомола и прочая ерунда. Но учителей в пять минут не переделаешь. Вон, Максюта: молодая совсем, а работает так, как старички ее в педвузе учили. Собрания, поручения, вечера самодеятельности, стенгазеты, кружки — всё это никуда не пропало. Всё осталось.

Осталось в обычных школах, но не здесь, не в "Инкубаторе".

— Организации нет, — сказал я без особой уверенности.

— Какой организации? — осведомился Олег.

— Да никакой, — ответил я. — В том-то и дело.

Стало тихо, как в погребе.

Купол за окном, запорошенный снегом, матово мерцал, подсвеченный изнутри.

— Тебе кто-нибудь поручал нами руководить? — спросил я Олега.

— Сразу две неверных посылки, — возразил Олег и сбросил ноги с журнального столика. — Во-первых, с чего ты взял, что я кем-то руковожу? А во-вторых — почему ты решил, что это делается только по поручению?

— Значит, ты руководишь нами добровольно? По велению сердца?

— Повторяю: я-ни-кем-не-ру-ко-во-жу, — с расстановкой проговорил Олег. — Каждый здесь сам по себе. Включая меня.

— Это точно, — подтвердил дистанционный Дмитриенко.

— Значит, никому из вас учителя ничего такого не поручали, — сказал я. — И вы считаете, что это нормально? Извините, но так в России не бывает. Запредельный либерализм.

— Красиво сказано, — проговорил Олег. — А выводы где?

— Да знаем мы эти выводы, — засмеялась Соня. — Еще один союзник у Юры Малинина. Попался мальчик в лапы иностранной разведки.

— Прошу не шить мне дело! — возмутился Малинин. — Во-первых, не в лапы, а в руки. Во-вторых, не иностранной, а нашей. И в-третьих — не попался, а попал. Нас готовят к выполнению ответственного задания.

— Точно, — сказал я. — Погнуть трамплины всех натовских стран. А то разнырялись.

Я бы еще порассуждал на эту тему, но Олег меня остановил.

— Шутки в сторону, — сказал он недовольно. — Так, по-твоему, иностранная версия предпочтительнее?

— Отпадает, — уверенно ответил я. — Купол слишком большой. Такой пузырь наши давно бы уже обнаружили. Если не с самолета, то со спутника — сто процентов гарантии.

— Значит, что?

— Значит, все-таки наша, российская спецшкола. Но работает по какой-то хитрой международной программе. Может быть, даже по линии ЮНЕСКО.

— По линии ЮНЕСКО, — повторил Олег. — Да, это серьезная мысль.

И, помолчав, добавил:

— Можно даже принять ее за основу.

Тут Юрка громко, демонстративно зевнул.

— Спать чтой-то хоцца, — сказал он. — Спокойной ночи, малыши.

— Вот он всегда так! — проговорила Соня. — Уползает, как улитка, в свою раковину.

— Малинин прав, — заметил Денис. — Обменялись соображениями — и давайте на этом успокоимся. Время позднее, я тоже отключаюсь. Можете, конечно, продолжать ваши пустопорожние разговоры. Но имейте в виду: что бы вы там ни задумали предпринять, я заранее возражаю. Мы уже договорились: у нас консенсус. Или все за, или никто.

Мы остались втроем: я, Софья и Олег.

То есть, внешне ничего не изменилось, но исчезли шумы и помехи, которых Юрка и Денис напустили в нашу комнату. Юркина дистанционка жужжала, как испорченная лампа дневного света, а Дмитриенко, по-моему, где-то искрил.

Надо будет посоветовать им зачистить контакты.

Впрочем, неизвестно, какие побочные шумы сопровождали мои собственные мысли: в дистанционке я был еще новичком.

— У тебя всё? — спросил меня Олег.

— Нет, еще два вопроса, — сказал я. — Первый — насчет говорящих стрекоз. Не кажется ли вам, что это слишком — даже для ЮНЕСКО?

Соня засмеялась.

— ЮНЕСКО здесь ни при чем, — серьезно ответил мне Олег. — Это я их напустил.

Я опешил.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что слышал. Наделал — и напустил. В твою честь, между прочим.

— А это как понять?

— Ну, в день твоего приезда.

— А зачем?

— Чтобы тебя развеселить. Ты шел такой мрачный. И думал как раз про насекомых.

Я? Про насекомых?

Ах, да. Я думал о том, кто все эти цветы опыляет.

— Если эти дурочки тебя раздражают, могу убрать, — сказал Олег. — Их всего-то штук двадцать.

— Да нет, пускай летают, — великодушно разрешил я. — Вежливые. Интересно только…

Я замялся. Что-то с этими стрекозами было не то, но что именно — я никак не мог припомнить, сколько ни старался.

Олег терпеливо ждал.

— Интересно, — сказал я наконец, — почему они говорят с немецким акцентом?

— Это ты у них спроси, — ответил стриженый.

Ответил — как отрезал. И окончательно спугнул мою недодуманную мыслишку.

А Соня обиделась за своего возлюбленного:

— Подумаешь, какой привередливый! "С акцентом говорят…" Попробуй, сделай сам! Знаешь, у них головки какие маленькие?…

— Я адвокатов, кажется, не нанимал, — остановил ее Олег.

И Соня послушно умолкла.

"Совсем затюкал человека!" — подумал я, нарочно сняв блокировку.

Приподняв бровь, Олег принял мою мысль к сведению.

— А второй вопрос? — напомнил он.

— Второй и последний вопрос — какая у вас специализация.

— В смысле — к чему нас готовят? — уточнил Олег. — Что тебя интересует?

Я кивнул.

— Видишь ли, — Олег помедлил, — об этом у нас не принято рассказывать.

— Почему?

— Ну как тебе объяснить…

— А свою специализацию ты уже знаешь? — быстро спросила Соня.

— Знаю.

— Расскажи.

Я смутился: никакого секрета здесь не было, но рассказывать не хотелось, это было слишком… это было частью меня самого.

— Вот видишь, — удовлетворенно сказала Соня, — о таких вещах не говорят.

— Но в целом… — проговорил я с запинкой, — в целом это хорошее?

— В целом — да, — ответил Олег. — Верно, Софья?

— Да, — с радостной готовностью откликнулась она.

Во как они работают дуэтом, подумал я.

— Это у вас, — не унимался я. — А у тех?

Я мотнул головой в сторону стены, за которой прятались Юрка, Денис и хворая Леночка Кныш.

— У них тоже, — уверенно ответил Олег. — Так, придуряются чуть больше, чем надо.

— Это у них получается, — согласился я.

Мы попрощались и разошлись по своим конуркам.

Точнее, Соня осталась у себя, а Олег отправился на улицу погулять у бассейна.

Я хотел пойти с ним, но он сказал, что предпочитает одинокие прогулки.

Ну и черт с ним, мы не набиваемся.

Пусть гуляет, пусть беседует со своими недоразвитыми стрекозами.

Тоже мне, Чулпанский Левша.

Жизнь продолжалась без каких бы то ни было осложнений: пробуждение под петушиные крики, завтрак, учебный корпус, обед, тихий час, купание, полдник, снова занятия, легкий ужин, вечернее купание, чтение лежа в постели, спокойный сон — и вновь пробуждение под щебет будильника.

Я взял себе за правило непременно блокироваться на ночь, и это стало ритуалом таким же обязательным, как вечерняя чистка зубов.