Александр Громов - Ребус-фактор

– Чем бы ты хотел заниматься, Ларс? Боб говорил, что ты хорошо справлялся в «Инжиниринг».

– Пожалуй, я хотел бы заниматься тем же самым, – ответил я.

«Дурак! Дурак!» – пискнул кто-то в моей голове. Вот так люди и упускают шансы, которые второй раз в жизни, может, и не представятся. Инженер, даже главный, для Майлза Залесски – очень малая величина. Вероятно, он хотел услышать о моих политических амбициях – да только я сказал то, что сказал. И мог бы повторить. Политика мне поперек горла.

– Молодой, – сказал Майлз, не обращаясь ни к кому.

Еще какое-то время мы болтали ни о чем, а потом Боб заявил, что нам пора. На обратном пути я гадал, что все это значило, и не пришел ни к какому выводу. Наверное, Майлз просто присматривался ко мне, и здесь имело значение все: моя роль в борьбе с метрополией, моя нынешняя работа, мои отношения с дядей Варламом, моя молодость, наконец.

– А ты понравился отцу, – сказал Боб и посмотрел на меня, ожидая реакции.

Я промолчал. Боб улыбнулся и легонько кивнул.

– Кстати, а чем бы ты на самом деле хотел заняться в ближайшие годы? – спросил он.

Некоторые никак не могут поверить, что собеседник не хитрит.

– Ты же слышал, – ответил я. – Что такое наша Твердь? Отсталая сырьевая планета. Не будь у нас скандия, мы жили бы в полной нищете. У нас же ничего нет. Допотопная техника добычи и первичной переработки ископаемых. Транспорт почти на нуле. Связь – тем более. Понимаешь, мне бы хотелось дожить до того времени, когда мы сами – сами! – выведем на орбиту наш первый искусственный спутник, а если повезет, то и до гипертранспорта.

– Спутник не проблема, – отмахнулся Боб. – Марциане помогут – будут у нас спутники связи. Будут, возможно, и космические корабли… ну, если они понадобятся.

– А гипертранспорт?

– С этим несколько сложнее…

– Марциане не допустят?

Боб взглянул на меня укоризненно, как бы желая сказать: ну зачем сотрясать воздух ненужными словами? Все и так предельно ясно, будь же дипломатичен, черт побери! Да, не допустят. Марции, как и Земле, нужно от нас только сырье. Это заданные рамки. Хочешь думать – думай, это не возбраняется, но только в указанных пределах.

И будь счастлив, что к твоей персоне проявил интерес сам Майлз Залесски. О его предусмотрительности, чутье и умении ждать ходят легенды. Так что жди, надейся, догадывайся о чужих планах на твой счет и стремись соответствовать. Майлз ничего не делает просто так.

– Я думала, ты в Новом Пекине, – сказала мама. – Хоть бы предупредил, что приедешь. Мог бы меня не застать.

Она не помолодела за то время, что мы не виделись, но выглядела гораздо бодрее. Плохо запудренные круги под глазами – это нормально для временного губернатора округа в трудное время, но куда важнее прежняя порывистость движений и блеск глаз. Мама была в своей тарелке. Хотел бы я сказать о себе то же самое!

Мама занимала хорошую квартиру рядом со зданием мэрии. Судя по порядку в доме и отменно приготовленному ужину, она держала прислугу. Приходящую. Сейчас в квартире не было посторонних.

– Вот… вырвался. Денька два побуду здесь, а там посмотрим.

– Значит, не по делу приехал?

– Нет. Просто так.

– Устал? – спросила мама.

Да что они, сговорились задавать мне один и тот же вопрос?

– Не знаю, – ответил я. – Может быть. Надоело все. Отдохну чуток, поезжу по окрестностям, школьных друзей навещу, если живы…

– Дурень, – осудила мама. – Дурень и лентяй. Тебе в столице надо быть и времени не терять. Хочешь, чтобы все посты без тебя разобрали? Да их уже разобрали, наверное! Выборы – выборами, к тому же их дата еще не назначена, а места – местами. Мест всегда меньше, чем людей в команде. Упустишь сейчас – потом не предложат.

Я покачал головой.

– Мне власть не нужна. Я ведь инженер.

– А твоему отцу власть нужна, – отрезала мама. – И мне нужна. Самого главного ты все-таки не понимаешь. Знаешь, что такое власть? Это единственный верный способ изменить хоть что-нибудь в этом мире. Это настоящее дело для всякого, кто человек, а не так, двуногое прямоходящее… Ты что, не хочешь ничего менять на Тверди?

– Как не хотеть… Погоди-ка… Какому отцу?

– Дядя Варлам – твой отец. Твой настоящий отец.

Наверное, я имел очень глупый вид.

– То есть как?.. Разве Ганс Шмидт не мой отец?

– Твой отчим, – сказала мама. – Выходя за него замуж, я была уже беременна тобой. Ганс Шмидт знал, что ты не его ребенок, но любил тебя, а если так, то какая разница, кто тебе биологический отец? Ты скажешь, надо было давно сказать тебе всю правду? А зачем? Для чего тебе было знать, что где-то в Штернбурге живет твой настоящий отец? Чтобы возненавидеть его или меня за то, что мы с ним разошлись?

Я чувствовал себя так, как будто в ускоренном состоянии впечатался головой в дерево. Тупой удар – и мысли после него в голове тупые-тупые. Первая догадка: мама меня разыгрывает. И вторая: нет, не разыгрывает…

– А почему вы с ним разошлись? – спросил я. – Это как-то связано с группой «Укоренение»? Так было нужно?

– Разошлись, потому что оба так захотели, – объявила мама. – Что смотришь? Это бывает. Впрочем, мы остались друзьями и, конечно, соратниками. Ты что смотришь? Ешь давай, еда отменная. Худющий. Все еще ускоряешься иногда?

– Спонтанно – уже нет, прошло это. А сам – могу, если накручу себя как следует. Только устаю от этого очень.

– Ну вот и наворачивай. Восстанавливай кондицию.

Я подцепил на вилку кусок маринованной рыбы.

– Дядя Варлам… то есть отец… он знает, что я его сын?

– Знает.

– И молчал?

– Я его об этом просила, – сказала мама. – Одну причину для этого ты уже знаешь, а насчет второй мы тогда могли только надеяться. Твой отец – наиболее вероятный кандидат в президенты Тверди. Есть еще Савелий Игнатюк, и есть два кандидата с Северного материка… хорошо, что их двое, это лучше, чем один, а вообще Северный материк еще доставит нам хлопот… Ну так слушай: не нужно, чтобы кто-нибудь, кроме нас троих, знал о том, что ты сын Варлама Гергая. Прежде всего это не нужно для тебя самого. Когда-нибудь твоему отцу придется закончить политическую карьеру, и тогда выдвинешься ты… Молчи, дай сказать! Сейчас ты еще не готов к этому, ты даже не ставишь перед собой такой цели. Но поставишь. Со временем ты увидишь, что жизнь твоя пуста, – и поставишь. Поймешь, что не хочешь больше плясать под чужую дудку, оставаясь в неведении насчет подлинных мотивов играющего, – и обругаешь себя за то, что так долго валял дурака, вместо того чтобы стремиться к главному. Это случится, поверь. И если сейчас ты не наделаешь ошибок, то когда-нибудь станешь вождем нации, и никто не скажет, что тебя протолкнули наверх по-родственному! А сейчас тебе надо держаться в команде твоего отца, занять какой-нибудь важный, но не слишком публичный пост, вкалывать и слыть при этом осторожным внутренним оппозиционером, понял? Человеком с собственной позицией, не замазанном ни в каких грязных делах. За таким пойдут. На такого поставят.