Array Журнал «Если» - «Если», 2010 № 04

— Нехорошо выглядишь, — с тревогой говорит мой друг Герман, оглядывая меня с головы до ног. — Я за тебя волновался. И уже собирался в полицию.

Он замечает наконец наручники. Глаза у него округляются.

— Ты сбежал от полиции?

— Нет, я сбежал от своего прошлого, где два русских клоуна решили поиграть в Бонни и Клайда, — успокаиваю я Германа.

Потом мы долго сидим на кухне его малогабаритной квартиры с видом на бывший пустырь, где уже полгода разворачивается строительство какого-то завода, и упорно пытаемся найти способ избавить меня от наручников. В окно заглядывает закатное солнце. Несмотря на весьма неприятные ощущения от растертых запястий, мне сейчас хорошо. Я узнал, что хотя бы один человек на этом свете волнуется за меня…

Герман Отт — образец сугубо положительный. И я даже горжусь слегка, что он мой земляк. В Германии Гера оказался вместе с родителями в возрасте весьма юном. В ту пору исход немцев из Сибири был настолько массовым, что даже не воспринимался как нечто сверхъестественное. Натурализовался Гера без особых проблем. Честно отслужил в бундесвере и уволился в звании ефрейтора. В Ганновере, прибившись к местной богемной тусовке, обнаружил в себе талант художника. Правда, его картины никто не покупал, и Гера отправился в Берлин, где примкнул к группе молодых художников, считающих себя битниками и куртуазными маньеристами.

Сейчас Гера подряжается на оформительских работах. Заказы, как правило, небольшие, но на жизнь вполне хватает. Живопись он тоже не бросил. Только поменял тематику. Если раньше рисовал природу, то теперь преимущественно арбузы. Почему именно арбузы, он и сам, похоже, не знает. Но говорит, что именно такой, как арбуз, ему и видится его жизнь. Герины картины по-прежнему никто не покупает, поэтому он раздаривает свои работы друзьям и мелким галереям. Иногда участвует в коллективных выставках. На одной из таких выставок мы и познакомились. Это было почти два года назад. С тех пор наша дружба, к моему искреннему удивлению, только крепла…

— Я знаю, кто нам поможет, — радостно сообщает Гера. — У Шпета есть приятель-художник, который работает по металлу. Думаю, у него найдутся нужные инструменты. Клещи там разные, пилы. Сейчас я позвоню…

— Только не рассказывай заранее про наручники, — предупреждаю я и опять начинаю улыбаться. Видимо, у меня запоздалая реакция на стресс.

Гера берет со стола мобильник и быстро говорит в него по-немецки. Слишком быстро. Я не успеваю ничего понять…

— Через час приятель Шпета будет в своей мастерской, — сообщает он итоги коротких переговоров. — Здесь недалеко. Пара кварталов. Ты очень голодный?

— Как собака, — признаюсь я. — Угости, если не трудно, своим фирменным быстрорастворимым супом. Но сначала — чай. Если я сейчас не выпью чего-нибудь горячего, то просто умру…

Гера заваривает крепкий, почти черный напиток, а в кастрюльку вываливает большой пакет «Гаспаччо». И все это время пытается меня убеждать, что мне необходимо обратиться в полицию. Похищение людей — это преступление. И похитители обязательно должны быть наказаны.

Я согласно киваю.

— Конечно, обращусь. Но позже. А сейчас мне нужна твоя помощь, Гера. Срочно забери из моей квартиры нетбук и коммуникатор. И еще прихвати мне немного вещей. Я напишу тебе список. А на обратном пути забронируй на мое имя билеты на самолет до Омска. Правда, у меня есть небольшая проблема. Я потерял свой паспорт, поэтому мне срочно нужен новый. Пусть это будет фальшивка, но если качественная, то вполне сгодится. Ты знаешь людей, которые могли бы мне помочь?

Гера испуганно мотает головой.

— Подделка документов — это же криминал!

Я с ним не соглашаюсь:

— Криминал — это когда подделывают паспорт гражданина Германии. А мне нужен российский. С ним я и улечу. А в Омске напишу заявление о потере и получу настоящий. Что такого-то?

Гера тихо бормочет все известные ему немецкие ругательства и ненадолго задумывается.

— Хорошо, я позвоню Шпету, — соглашается он. — У него есть приятель-художник, который, как говорят, может все. Думаю, российский паспорт не будет проблемой. Но это в исключительном порядке…

— Герман, ты — человечище! — вздыхаю я. — Если бы ты был девушкой, у тебя бы отбоя не было от женихов!

В салоне любого самолета перед взлетом много нервных лиц. Но я оглядываюсь не для того, чтобы их увидеть. Я ищу лица, где есть некая особая отметка, которую в обычной жизни не разглядеть. Но непосредственно перед взлетом она становится хорошо заметной. Люди с такой отметкой не могут попасть в авиакатастрофу. Следовательно, и мне, летящему с ними, тоже ничего не грозит. В этот раз я нахожу таких людей почти сразу. Их, как минимум, трое: молодящаяся женщина в семнадцатом ряду у окна, сразу после посадки потребовавшая себе одеяло, пожилой еврей, с виду раввин, и мой сосед — по виду типичный преподаватель колледжа, который приехал в Германию подзаработать немного евро. Теперь можно и расслабиться…

Я сажусь обратно в кресло и туго пристегиваюсь ремнем. Сосед с любопытством разглядывает в толстое стекло иллюминатора дорожку взлетных огней аэропорта «Тигель». Самолет резко задирает нос и закладывает душераздирающий вираж с креном на правое крыло. В иллюминатор врывается море света, порожденное пятимиллионным городом. За последние два года он стал мне почти родным. Прощай, Берлин…

— Вы преподаватель? — интересуется сосед.

Я отрицательно качаю головой. Мне не хочется завязывать беседу.

— Жаль, — искренне огорчается сосед. — Понимаете, увидел книгу, которую вы читаете, и подумал, что мы коллеги. А кем трудитесь?

— Психоаналитиком, — говорю я, прикрывая пледом "Концепции современного естествознания". Видимо, не судьба мне почитать. Надо было приобрести в аэропорту американский бестселлер в жанре политического детектива…

В салоне меркнет свет. За бортом мерно гудят двигатели. Я закрываю глаза, натягиваю наушники и пытаюсь вздремнуть. Впереди посадка в Калининграде с четырехчасовым ожиданием, а потом перелет до Омска. Но уснуть мне никак не удается. В голове суетливо подпрыгивают непоседливые мысли, а над головой переплетаются искрящиеся линии финансовых потоков. Я их действительно вижу. Не всегда, конечно. Но иногда настолько явно, что меня это начинает раздражать. А тут еще Алик выпрыгнул, как черт из мешка, и напомнил о прошлом. И последние пару дней я только и делаю, что разглядываю финансовые потоки…

Внизу, почти над самой землей, густая сеть из сверкающих бронзой линий. Это разная мелочевка. Выше — средоточие более насыщенного цвета. Эти финансовые потоки стекаются к Берлину из всех городов Германии, Австрии и Польши, границу с которой мы уже пересекли, образуя в небе над Берлином пульсирующую воронку. Самые высокие