Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

– Тогда почему вы оставили Хартмана живым и вдобавок позволили ему уйти? спросила Мари.

И не хотелось ей, и стыдилась она, но слезы сами собой вытекли из глаз, и оставили мокрые дорожки на загорелых под эфиопским солнцем щеках.

– Девочка, - мягко, словно больной, сказал Иешуа, - я врагу не пожелаю судьбы, которую несколько часов назад получил Хартман. Помнишь: я задержался с ним на стадионе?.. Ему сейчас около сорока. Я стер тридцать из них. Он практически даун, девочка. Он может ходить, есть, пить, слышать и слушаться, говорить, но-в пределах возможностей и опыта десятилетнего подростка. Плюс стирание памяти ведет к необратимым побочным явлениям: подросток становится именно дауном, это не фигура речи, а суть. Скорее всего ваши полицейские львы его поймают в ближайшие часы или дни, арестуют, станут судить и даже осудят, если не сочтут психически больным. Но какой в том смысл? Я же сказал: Бог его уже осудил...

– Вы - Бог? - Мари уже не плакала, строго смотрела на Учителя, словно желая понять: кто дал ему право судить от имени Бога.

– Я человек, Мари. Но и вчера и сегодня я - посредник между людьми и Богом. Не сам я присвоил себе эту роль - видимо, Бог избрал меня. Почему именно меня? Не знаю, да и поздно задумываться. Слишком много сделано в прошлой моей жизни. И замечу: когда я был не прав, Бог останавливал меня, такое случалось. Но когда я прав, я могу все, и Бог позволяет мне это все. Я уравнял Хартмана с его жертвами, пусть живет, как они жили в его потусторонней резервации, а дальше - воля и дело людей. Моя миссия завершена...

Солнце вовсю шпарило сквозь грязные стекла окон, жара ощущалась материально, кондиционер в комнате Иешуа фурычил еле-еле, готовился умереть, а открывать окно - значило впустить в жилье непереносимый нормальным здоровым ухом грохот уже вполне проснувшегося и вовсю функционирующего города Нью-Йорка.

Иешуа встал и подошел к окну, прижался лбом к горячему стеклу, смотрел вниз: жизнь внизу бурлила бедная, но разнообразная, смотреть было на что. Но Иешуа, похоже, жизнь ап-тауна не интересовала. Он быстро оторвался от окна, обернулся к тихо сидевшим ученикам, задумчиво спросил, словно продолжая сказанное:

– Только в чем она - моя миссия?

– Не понял, - сказал Крис.

Он и вправду не понял.

И Мари с недоумением смотрела на Учителя.

– Я автоматически повторяю свой путь, пройденный когда-то в землях Израильских. Я лечу людей, я привожу воду в пустыню, я возвращаю пропавших и караю преступников. И спрашиваю себя: зачем я это делаю?..

– По-вашему, людей не надо лечить, пустыне вода не нужна, пропавшие дети уже оплаканы, а преступников покарает суд? - В голосе Мари сквозила если не обида на сомневающегося Учителя - как такое может быть? - то недоумение уж точно.

– Успокойся, девочка, я не собираюсь останавливаться. Просто пора понять очевидное: к сожалению, ваш мир слишком велик и разобщен, чтобы простым набором библейских чудес, даже скорректированных с учетом местных условий, исправить сделанную ошибку...

– Когда и кем сделанную? - перебил Крис.

– Когда?.. Хороший вопрос! Может быть, две тысячи лет назад. Может быть, четыре тысячи. А может, и раньше, много раньше... А кем?.. Не вводи меня во искушение, Крис, я начну думать и надумаю что-нибудь крамольное.

– А то вы и так не думаете...

– К сожалению или к счастью, но - непрерывно. И что-то подсказывает мне, будто нечего нам делать в этом брошенном Богом городе - с одной стороны, а с другой - в городе, где Бог забыт всеми и прочно.

– Ну, не скажите, - засмеялся Крис. - Пожалуй, нет в мире более религиозной страны, чем Америка. Здесь в церкви ходят, как на службу. Каждое воскресенье - как штык. Семьями. Толпами. Легионами!

– Как штык - вполне к слову и к месту. Бог здесь - это Некто, прибитый к кресту. Очень красивый и грустный Некто, прибитый к очень красивому и часто безумно дорогому кресту. Вроде бы - я. Но очень не хочется так считать. Никогда не терпел идолов, и мой Бог в этом вопросе всегда был согласен со мной... А о том, что страна эта - страна лицемеров, я уже говорил, смотрите и слушайте ти-ви... Но пусть живут нью-йоркские идолопоклонники, они - сами по себе, мы сами по себе. И сегодня у нас, вполне допускаю, уже - иная цель... - Он замолчал, замер, уставившись в по-прежнему безмолвный телеэкран за спиной Мари и Криса, увидев там нечто - то ли страшно интересное, то ли просто страшное, потому что глаза его расширились, поголубели даже, будто отразив это страшное. Крис и Мари обернулись, но - поздно: экран уже гнал рекламу жевательной резинки. И Иешуа очнулся от столбняка, сказал с мукой в голосе: - Господи, ты свидетель, как я не хотел этого, но на все воля Твоя... Мари, когда можно будет позвонить и заказать авиабилеты?

Мари глянула на часы:

– Уже можно. А куда мы летим?

– В ад, - ответил Иешуа.

– Занятно, - прокомментировал Крис, - а я-то, дурак, думал, что сегодня мы уже там побывали...

В баре отеля "Интерконтиненталь" было прохладно, кондиционеры работали на диво исправно, даже ледовые кубики в стаканах с кока-колой перед Иешуа и Мари, казалось, не собирались таять. Кока-кола была ледяной, горькой и вязкой, зубы стыли, хотелось выйти на улицу, в сентябрьское пекло: Иешуа, в отличие от своих спутников, жара не досаждала, он с детства привык к ней, другого климата не ведал, а что до дикой колумбийской влажности, когда рубаха через минуту сама по себе становится мокрой, - так это легче пережить, чем колотун от кондишена. Однако роптать не следовало - они находились в гостях.

За полированным столом в баре они сидели вместе с хозяевами. Хозяева были как здешние, медельинские, так и столичные - из Боготы.

Первый здешний хозяин - внешне симпатичный, явно добрый, с глазами усталого кокера, - настоятель храма Святой Терезы в Медельине отец Педро Ботеро, мексиканец по рождению, выросший в Боготе и получивший кое-какое воспитание и опять же кое-какое образование в сиротском приюте Святого Петра, однако сам выучивший английский, сам освоивший не слишком сложную в Колумбии профессию священника и к своим тридцати пяти получивший собственный приход.

Когда знакомились, говорили о чем-то необязательном, он, к слову, заметил:

– Священник из меня неважный: что взять с самоучки. Но здесь от меня требуются только две вещи: первая, не самая главная - справлять службу, и вторая, основная - уметь выслушать человека. Наверно, я умею...

– С чего это вы взяли? - немедленно поинтересовался бестактный Крис.

– Сколько служу - в меня ни разу не стреляли, - просто ответил отец Педро.

И Крис заткнулся. Аргумент был непонятным, но сильным и оттого убедительным.